Огонь. Она не твоя.... - Весела Костадинова

Дмитрий откинулся назад, скрестив руки на груди. Его тёмные волосы слегка растрепались, но он выглядел так, будто ему всё равно — хоть самолёт, хоть переговорная.

— Ну, он уже семь лет живёт в США. В Лос-Анджелесе. Уехал практически сразу после… хм… свадьбы. Примерно недели через три, когда получил на руки свидетельство о разводе с Эльвирой.

— Чем занимается?

— Да ничем особенным, Аль, — пожал плечами он. — Компания у Артура в Штатах, зарегистрирована как LLC. Поставки и аренда строительного оборудования, в основном для подрядчиков на местном уровне. Обороты — около двух миллионов в год. По американским меркам — крепкий средний бизнес, но не гигант. Основана, разумеется, не им — Ярослав вложился через цепочку юрлиц, чтобы не светиться напрямую. Сейчас Артур — номинальный владелец. Полный пакет. Но на деле — компания часть схемы. Ярослав через неё выводит деньги из России: "оплата за логистику", "консультации", "лицензии". Всё выглядит чисто, а деньги уходят за границу без лишнего шума. Компании сотрудничают, да. И регулярно. Артур — просто безопасный канал. Женат, дочь, вторая беременность. Живут в пригороде Чикаго. Внешне — идеальная картинка. Но за фасадом всё контролирует Ярослав.

— Всё страньше и страньше, — усмехнулась Альбина, щёлкнув ухоженными пальцами, как будто подытожив спектакль абсурда, разыгрывающийся на её глазах. Она небрежно забрала у него чашку, сделала глоток и, не отрывая взгляда, продолжила: — У Ярослава уже есть внучка, скоро появится ещё один наследник. Я бы поняла, если б других детей не было в семье. Но тут-то с чего вдруг такая настойчивость? Почему именно эта девочка? И — особенно — от такой матери, как Эльвира? Артуру-то, похоже, вообще на девчонку наплевать….

— Судя по всему — да. Он, судя по всему, слышать о ней не хочет…

— Ярослав уже подал документы на опеку?

— Пока нет, — спокойно ответил он, — по крайней мере, информации об этом нет ни в системе, ни в окружении. Формально ему сначала нужно добиться признания Эльвиры недееспособной — а это дело только через суд, и не за один день. Плюс восстановление родства: с юридической точки зрения, он пока никто. А процедура — сам понимаешь — не из простых.

Он поднял палец, словно подчёркивая главное:

— Но! Аль… ты же понимаешь, как это работает. Один звонок, один щелчок пальцев — и органы опеки выстроятся в шеренгу. Они скажут и подпишут всё, что Миита им укажет. Он не спешит, потому что может себе это позволить. Двигается медленно, выверенно. Область у него — в кармане.

— А у нас тут — никого… — Альбина прикусила губу, глядя перед собой. — Чертовски неприятный расклад.

Самолёт пошёл на снижение. Из динамиков раздался голос пилота, сообщающий о прибытии. Альбина потянулась всем телом, подняв руки вверх, и с усталостью в голосе спросила:

— Сколько времени?

— Семь утра.

— В десять я должна встретиться с Анной. Понять, чего ей нужно и насколько она уже успела загнать себя в ловушку…

— Поедешь к ней сама?

— Ещё чего! Пусть садится на первый автобус и несёт свою задницу ко мне, раз уж ей так нужна моя помощь. Каблука моих Лабутенов не будет в той жопе мира! Прилетим — позвони ей, передай, чтобы тащилась в город.

— А сама?

— Дим, избавь меня от лишних разговоров с ней, а? — отозвалась она раздражённо, пристёгивая ремень безопасности и убирая волосы с лица. — Ещё наемся по самые уши. Быстрее — разберемся, быстрее — уедем.

Город встретил Альбину и Ярославцева знакомыми промышленными запахами, как только они сошли по трапу. Воздух был густым, тяжёлым — не столичная свежесть с привкусом выхлопов бизнес-седанов, а плотная смесь перегретого асфальта, далёких нефтебаз и ржавых труб ТЭЦ. Запах, который невозможно спутать — смесь прошлого, которое не отпускает, и настоящего, от которого не скрыться.

— Здравствуй, родная помойка, — пробормотал Дмитрий, спускаясь за женщиной по трапу, — ни хера здесь не меняется.

— И не изменится, — в тон ему ответила Альбина, поежившись от свежего утреннего ветра. — Для изменений желание надо иметь, а у кого оно тут есть? Болото и болото….

На выходи из аэропорта их уже встречал черный «Майбах» — Варвара всегда знала, что предпочитает ее начальница. Молчаливый водитель, одетый в классический чёрный костюм и тёмные очки, даже в пасмурное утро, без слов взял на себя чемоданы и с лёгким, почти незаметным кивком открыл заднюю дверь, приглашая их внутрь. Просторный салон поглотил Альбину и Дмитрия, отрезав их от шума улицы, от запаха выхлопов, от взгляда случайных прохожих, от самого города, который тем временем разворачивался за окном, как старая рана — болезненно, знакомо, но уже немного иначе.

Альбина устроилась на заднем сиденье, скрестив ноги и откинувшись в мягкую кожаную обивку, и долгое время ничего не говорила. Сквозь затемнённые стекла проносились кадры — сначала привычный пригород с его типовыми пятиэтажками, облезшими вывесками и безликими остановками, где даже трава, казалось, устала расти.

Но потом… потом что-то изменилось.

Сначала едва уловимо — как будто взгляд настраивался заново. Разбитые дороги сменились широкими автострадами с новой разметкой и ровным асфальтом. На месте старых бараков теперь поднимались современные жилые комплексы с зеркальными фасадами, детскими площадками и паркингами. Там, где раньше были ларьки с водкой и кирпичными сигаретами, теперь — кофейни, автомойки, даже фитнес-клубы с яркими вывесками.

Город менялся. И это её раздражало.

— Анна приедет к десяти, — вывел ее из задумчивости голос Ярославцева. — Она сейчас живет в квартире Эльвиры, на окраине города. Так удобнее и в больницу ездить, и девочку в детский сад водить…. — зачем-то добавил он.

— Хорошо, — отозвалась она машинально, с той отточенной холодной вежливостью, которой пользовалась на переговорах, когда не хотела выдавать ни малейшего эмоционального вклада.

Машина плавно затормозила, словно выдохнула перед финишем. За тонированными окнами возник фасад отеля — высокий, многоэтажный, весь в зеркальных панелях, будто сама суть города попыталась спрятаться за стеклом. Он отражал улицы, людей, проезжающие машины и даже небо — делая всё одинаково отстранённым, безликим, как и те, кто ежедневно проходил мимо, не глядя вверх.

Альбина вышла первой. Осторожно ступив каблуком на идеально вымощенную плитку, она подняла глаза на здание — и её губы скривились в усмешке, краткой, как вспышка боли.

Кардиган скользнул по плечам — шерсть мягкая, теплая, но она ощущала не ткань, а прикосновение времени, которое сжалось в один удар: семь лет назад — словно это было вчера, но с другим телом, с другой кожей, с другой душой.

— "Миита-строй", — произнесла она тихо, не столько