Огонь. Она не твоя.... - Весела Костадинова

изогнув красивые губы. — И своих и за эту старую калошу… она ведь и правда девку любит. Больше…. чем меня любила, — она поджала губы. — Чтобы ее забрать, Миите нужно восстановить родство, а это — суд, экспертиза, даже с его возможностями — не быстро. Да он и не торопится, что нам, только на руку. Ровно поэтому я тебя и отправляю обратно, ситуация может накалиться, мне нужен будет весь наш ресурс, понимаешь?

— Да, — кивнул Ярославцев. — Кого-то к тебе отправить?

— Не надо. Мне сейчас подумать надо, ты займись этими двумя, и улетай сразу….

— А ты?

— А я встречусь для начала с Ярославом, — усмехнулась женщина. — Надо же понять, чего это его так перемкнуло. Может и правда стареет….

Она встала, отставив чашку, как всегда, без лишних слов, и развернулась к окну. И там, в отражении стекла, Дмитрий видел её лицо — не злое, не испуганное, не сломленное. Лицо женщины, принявшей окончательное решение.

8

Альбина сидела в одиночестве у окна, словно часть интерьера этого безупречно оформленного ресторана — изысканного, полного стекла, блеска и приглушённого света. Всё в её образе — от строго сдержанной осанки до выверенной грации движения — выдавало женщину, давно приучившую мир подстраиваться под себя. Она не суетилась, не всматривалась в меню, не озиралась в поисках официанта. Она уже сделала выбор — и знала, что этот выбор будет исполнен идеально.

За панорамным окном раскинулся городской пейзаж: высотки, затянутые хмурым облачным светом, казались серыми глыбами в молочной пелене дождя. Где-то внизу, в суете улиц, торопились люди, но здесь, на высоте, царила отстранённая тишина, в которой каждый звук — лёгкий звон бокала, шелест салфетки — казался тщательно выверенным аккордом. Огни города отражались в серой тягучей воде Камы.

Альбина прищурилась, будто прислушиваясь к музыке за пределами слышимого, и едва заметно улыбнулась — уголком губ, лениво, но не без смысла. Словно отметила что-то приятное в собственных мыслях или — в чужом внимании. Она не оборачивалась, но знала: на неё смотрят. Не просто взгляд — весомый, обволакивающий, мужской. Знакомый. Тот, в котором не было неуверенности, но было желание. И память.

Она сделала неспешный глоток белого вина — лёгкого, прохладного, с тонким минеральным оттенком. Тонкое стекло бокала, как и сама она, держалось изящно и властно. Её взгляд скользнул вдоль линии горизонта, пока она позволяла себе молчаливую игру, игру, в которой тело говорит за разум, а молчание весит больше слов.

Мужчина, наблюдающий за ней, не отводил взгляда. И этот взгляд был не жадным, не вульгарным — он был внимательным, как у коллекционера, который увидел утерянный артефакт, когда-то принадлежавший ему. Он смотрел с паузой, с акцентом: сначала на лицо — тонкое, с чёткими скулами и высоко поднятой линией бровей; затем по шее — плавной, гордой, гладкой, словно резанной из фарфора; оттуда — на вырез темно-синего платья, сдержанно откровенного, подчёркивающего не столько тело, сколько ее силу. Плечо — обнажённое, округлое, чуть повернутое. Руки — изящные, хрупкие, с тонкими запястьями, на одном из которых сверкал тонкий браслет белого золота. Пальцы — безупречные. Идеальный, нейтральный маникюр, без показной кричащей роскоши. Всё — про точность, про контроль, про стиль.

Альбина знала, что делает. Она давно знала, как обращаться с мужским вниманием — особенно тем, которое имело вес. Она чувствовала его, почти кожей, как чувствуют взгляд в темноте. Она позволяла ему скользить по себе, зная, где притормозить жест, как повернуть голову, как чуть задержать руку на бокале, чтобы подчеркнуть изгиб запястья. Она не флиртовала — она вела диалог на ином, куда более сложном уровне.

— Позволишь? — услышала, наконец над ухом то, что ожидала. Чуть повернула голову, улыбаясь одними губами и молча кивнула.

Ярослав, только что покинувший свой столик и оставивший там спутника, сел напротив нее. Несколько мгновений оба смотрели друг на друга, словно два хищника. А затем, почти не сговариваясь, улыбнулись друг другу.

— Невероятно рад тебя видеть, — Миита жестом подозвал официанта и быстро велел тому принести обед и для себя.

— Так рад, что несколько дней твои помощники меня откровенно динамили? — усмехнулась Альбина, приподнимая тонкую бровь.

Ярослав нахмурился.

— Вот только не говори мне…. — хрустально рассмеялась она.

— Вот заразы, — выругался он, быстро набирая сообщение на телефоне, и судя по выражению его по-прежнему красивого лица, кого-то вечером ожидал лютый пиздец. — Прости, Альбина, вышло действительно не красиво.

— Проехали, Ярослав. Я же нашла способ тебя увидеть, все остальное мелочи.

— Невероятно приятный способ, — улыбнулся он, снова скользнув взглядом по ней. — Выглядишь незабываемо…

— А тебя, видимо, даже гравитация побаивается, — отозвалась Альбина, крутя ножку бокала между пальцами и невольно рассматривая его: темные глаза, с сетью морщинок, волосы в которых седины стало чуть больше, но при этом она его совершенно не портила, все такое же подтянутое, уверенное лицо и массивная высокая фигура. — Сколько тебе сейчас, напомни? Если мне не изменяет память — пятьдесят два?

— Будет. Через месяц, — усмехнулся он чуть в сторону, даже не пытаясь скрыть удовольствия от её точности. — И не верю, что ты могла забыть дату.

— Ты отлично сохранился, — сухо, но не без уважения, заключила Альбина, отпив из бокала и вернувшись к нему взглядом, в котором уже теплилось нечто, гораздо более опасное, чем прямая угроза — интерес. Сдержанный, продуманный, осознанный.

Ярослав не отводил глаз, и в воздухе между ними, тонком и прозрачном, как воздух на верхнем этаже дорогого ресторана, начал складываться новый диалог — не в словах, не в мимике, а в том напряжённом пространстве, где двое всё ещё взвешивают: союз или бой.

— Ты проделала длинный путь из Екатеринбурга, чтобы обменяться со мной комплементами, Аль? В разгар сложных избирательны кампаний?

Альбина снова рассмеялась.

— Ого… Значит, всё-таки знаешь, — протянула она, не скрывая удовлетворения.

— Конечно, малышка, — ответил он с тем же оттенком нежно-насмешливого покровительства, который в иных устах звучал бы оскорбительно, но в его — был лишь ещё одной формой власти. — Твой доклад на Питерском форуме три года назад заставил заёрзать многих, особенно тех, кто до этого полагал, что контролирует повестку. Я, признаться, даже начал опасаться за твою безопасность — уж слишком уверенно ты наступила московским бонзам на их ухоженные хвосты.

— Я ж не Ходорковский, чтобы меня сажали за маленькие шалости, — легко бросила Альбина, опуская взгляд в бокал, в котором вино медленно стекало по стенкам тончайшего стекла. — Зато их лица были… незабываемыми. Поверь.

— Верю, — Ярослав кивнул, не отрывая от неё взгляда. — Видел.