Золотой тролль - Ярослав Маратович Васильев

улице уже подступил вечер. Повсюду один за другим зажигались огни – и в домах, шли фонарщики с лестницами: проверяли уровень керосина, потом зажигали лампы и будили саламандр. Флоран старался идти в ногу со временем, не отставая от крупных городов, поэтому вдоль всех главных улиц имелось ночное освещение. Вместе с огнями жилых домов весь город казался усеянным огнями. И то ли вследствие усталости или просто от трудного и бурного событиями дня, который почти закончился, вечерний город казался приютом мира и любви, в душе ощущалась такая ясность, кротость и мягкость… Будто весь воздух был полон чудной музыки, состоящей из звуков и запахов. Потому-то Гийом и не удержался, когда проезжал мимо кондитерской. Ароматы последней вечерней выпечки ревели в носу такими грохочущими литаврами, что проехать мимо было решительно невозможно. Пришлось остановиться и купить бисквитов, тем более нехорошо приезжать поздно и с пустыми руками.

Когда Гийом добрался до дома Жан-Пьера, вечер уже захватил город окончательно. На окраине фонари стояли только на перекрёстках, так что мрак завладел горизонтом. Коньки крыш тонули в воздухе и казались какими-то фантастическими тенями посреди бледно-голубого неба с его миллионами звёзд, огни в окнах горели вдвое ярче. Зато острота запахов никуда не делась, так что горький вкус сгоревшего пирога ощущался издали. Можно было не гадать: опять Иветт пыталась готовить на кухне. И как всегда у неё не получалось. Девочка она была умная, способная, если бы не переезд, как рассказал Жан-Пьер, женскую гимназию закончила бы, перескакивая через класс – но из тех людей, кто к домашним делам абсолютно неприспособленная. Теперь хотя бы понятно, с чего Иветт с таким упорством пытается быть хозяйкой дома, хотя отец как раз не настаивает.

Увидев гостя, Жан-Пьер удивился:

– Однако, Гийом. Не ждал. В смысле, не поздно ещё, проходите. Рад вас видеть. И за бисквиты спасибо. В форме вы к нам первый раз. Чего-то случилось?

– Да. Мне срочно нужна ваша консультация по служебной надобности. Держи, – Гийом отдал девочке коробку с бисквитами. – Организуй нам пока чаю. Иветт, я тебе вполне доверяю, но у нас будет взрослый разговор с твоим папой и к тому же не положено, чтобы присутствовал человек, не связанный со следствием.

– Хорошо. Фернанда уже закончила протирать полы и ушла. В кабинете вас не потревожат.

Видно было, что девчонке до смерти любопытно, но она понимает: просто так полицейский не стал бы просить её уйти. Гийом и Жан-Пьер перешли в кабинет, причём хозяин плотно закрыл дверь и запер на ключ.

– Итак, Гийом, что случилось, что вы так срочно примчались ко мне? Судя по форме даже домой забегать не стали.

– Жан-Пьер, вы помните, как недавно выступали коронером мадам Мишелины Ланжевен? Сразу предупреждаю, к вашей работе замечаний нет. Думаю не обижу, если скажу, что перед нашим разговором я зашёл к вашему коллеге месье Ришару, и он полностью подтвердил вашу квалификацию.

– Да уж, серьёзно. Конечно, помню. Знаете, – доктор усмехнулся, – как хирургу и с трупами мне приходилось иметь дело, и даже патологоанатомом работать. А вот коронером – впервые. Даже забыл почти, что у меня и на это диплом имеется. А тут прибегает ко мне месье Альбер, весь красный, переволновавшийся, руки нервно дрожат. Говорит – его тётушке плохо стало, врач срочно нужен.

– То есть, когда вы приехали, Мишелина была жива?

– Да нет, хотя тело остыть не успело. Думаю, как раз пока мы добирались, она и скончалась. Этот Альбер до меня летел на своём ковре, а он у него прогулочный. На двоих-троих пассажиров и максимум бутербродов с собой взять, медицинский саквояж уже не тянет. Да что там, он болонку-то взять с собой не потянет. – Гийом кивнул: у собак и вещей нет магической ауры, а сильфы ориентируются именно на неё. – Пока мой ковёр достали… Впрочем, там шансов не было.

– Почему?

– Очень изношенный организм. Даже удивительно, как она до такого возраста дотянула. Мадам Ланжевен совершенно не следила за своим здоровьем да и к своей внешности вообще наплевательски относилась. Мозоли, ногти на руках стригла под корень, валики травмированы или вообще ногти обламывала. Ну и так далее. Я в столице с таким уже сталкивался, на почве патологической скупости, а мадам Ланжевен, судя по паре фраз, которые я, извиняюсь, случайно услышал от месье Альбера и его жены, мадам и в самом деле экономила каждый грош. Я что-то с этим осмотром упустил?

– Вот. Возьмите. Эту выписку из медицинской карты по моей просьбе для архива мне сделал ваш коллега месье Ришар. Он был постоянным лечащим врачом мадам Ланжевен.

Жан-Пьер пробежался глазами по бумагам, затем поднял на Гийома удивлённый взгляд:

– Но это как про совершенно другого человека написано?! Да с таким здоровьем ей не то что инфаркт, грузчиком в порт можно идти было.

– Вот потому я и забеспокоился. Сами проследите за ходом моих рассуждений. Повторю, к вашему медицинскому заключению замечаний нет, месье Ришар за него ручается. Месье Ришар сразу бы насторожился, но вы о пациенте знаете лишь возраст, а для такого возраста ничего странного. При осмотре вы наблюдаете типичную картину инфаркта по старости. Я почти уверен, что мадам Ланжевен умерла не естественной смертью, а от наведённого проклятья. Подозреваю, ради наследства. Думаю, месье Альбер Ланжевен пригласил именно вас, именно потому что вы не были знакомы с пациенткой. Племянник отыскал какой-то способ скрыть действие проклятья на момент осмотра. Не обязательно надолго, главное – усыпив бдительность коронера и дежурного инспектора, похоронить тело.

В этот раз Жан-Пьер молчал довольно долго, потом ответил:

– Возможно, вы правы… Действительно, я поищу, мне кажется, я встречал упоминание о подобных способах. Такими вещами вроде бы любили баловаться поклонники Четырёх демонов, сейчас это искусство забыто или запрятано в спецхранах. Но если кто-то где-то нашёл какую-то старую книгу… Я разберусь. Если надо – спишусь с коллегами из столицы. Задета моя профессиональная честь.

– Спасибо. Полиция будет искать зацепки со своей стороны. Мне понадобится ваше заключение о состоянии здоровья умершей, всё, что вспомните. Вашего заключения и заключения доктора Ришара достаточно для возобновления дела.

– Да, конечно. Сейчас прямо и напишу.

– Спасибо. А потом пойдём пить чай, Иветт нас уже заждалась, наверное.

В столовой всё и в самом деле было давно готово, чашки и бисквиты стоят, чайник, укутанный в толстый ватный чехол, заварен и водружён посреди стола. Не придрались бы в самом строгом столичном салоне или домах самого высшего общества. Люстра была погашена, лишь на столе керосиновая лампа с