Синоп - Владимир Виленович Шигин

«Ростислав» встал на шпринг последним. Двигаясь к своему месту, он яростно палил по неприятельским судам и батареям. Первоначально корабль стрелял по «Низамие», корвету «Фейзи-Меабуд» и батарее № 6, а затем сосредоточил усилия на двух последних целях. При этом по приказу Кузнецова артиллеристы палили двумя ядрами. Эффект от такой стрельбы был большой, но риск не малый. Матросы с опаской заряжали орудия двумя ядрами, а вдруг сейчас именно у них разорвет ствол и тогда порвет всех в клочья. Успокаивая артиллеристов, Кузнецов сам подходил и становился у очередной стреляющей пушки. Пушка пальнет, он переходит к следующей. Присутствие командира разом успокаивало людей.

– Александр Дмитриевич, Вы, словно в рулетку играете! – поинтересовался у командира вахтенный лейтенант Павел Гусев.

– В азартные игры никогда не играл, а судьба наша от нас не зависит! – усмехнулся седой капитан 1 ранга. – Каждому свое предопределено, можно помереть, упав с кровати, а можно уцелеть в десятке сражений! Тут не угадаешь!

От перенапряжения стволов на «Ростиславе» все же в клочья несколько пушек, но и урон турок от ростиславовских пушек был огромен.

Во время артиллерийской дуэли с «Феази-Меабудом», одна из турецких гранат попала прямо в орудие «Ростислава», разорвав его, пробила палубу и подожгла пороховой кокор.

– На гондеке пожар! – закричал вахтенный начальник лейтенант Гусев.

К горящему кокору кинулись матросы во главе с мичманов Сашей Житковым. Ведрами залили горящий кокор. Вокруг разбитой пушки вповалку десятки людей, обожженных и раненных. Стоны, крики, мат.

– Горит крюйт-камера! – раздался чей-то отчаянный крик.

Все бывшие на палубе обернулись. У входа в открытый люк крюйт-камеры полыхал огонь. Это горели вывороченные гранатой палубные доски. Теперь судьбу огромного линейного корабля решали какие-то мгновения, ведь достаточно было одной искры, попавшей в открытые бочки с порохом, чтобы «Ростислав» взлетел на воздух.

– За мной, кому жизнь не дорога! – первым бросился в вихрь пламени мичман Колокольцев.

Из хроники сражения: «Каленое ядро или граната, ударив в одно из средних орудий корабля «Ростислав», разбило палубу и бимс и зажгло кокора и занавесь, находившуюся для ограждения подачи картузов нижнего дека и прямо против разбитого орудия случившуюся, причем 40 человек нижних чинов было раненных и обожженных, ибо, кроме прислуги орудия, пострадали столпившиеся кокорники и прислуга орудия верхнего дека, над разбитым находящегося. Происшедший таким образом пожар немедленно был погашен, но горящие занавеси попадали в люки крюйт-камерного выхода. Некоторые люди из назначенных в крюйт-камеру, опасаясь за последнюю, бросились к дверям, но мичман Колокольцев запер двери, велев накрыть люк и клапаны, и с хладнокровием принялся тушить попадавшие и тлеющие обрывки занавеси». Когда все было кончено и опасность прошла, чумазого Колокольцева обнял командир «Ростислава» Кузнецов.

– Ты, Николенька, видать в рубашке родился, а вместе с тобой и все мы! Корпус линейного корабля сотрясался от выстрелов. Бой продолжался.

Из воспоминаний участника событий: «Здесь будет уместно привести, со слов очевидца, рассказ о покойном Родионове (старший штурманский офицер на «Париже»), как один из многочисленных эпизодов, характеризующих поведение наших офицеров во время сражения. Мичман (ныне флигель- адъютант, капитан 1 ранга) Н.Г. Ребиндер, командуя верхнею батарею на «Париже», получил с юта приказание адмирала – сосредоточить орудия на бывшую под мечетью береговую неприятельскую батарею, сильно бившую корабль в корму. В это время трапы на ют были сняты. Не имея возможности видеть со шканцев направления батарей за дымом от орудий нижних деков, Ребиндер просил Родионова, стоявшего на левой стороне юта, указать направление. В эту минуту неприятельское ядро попало в катер, висевший на боканцах, осыпало щепками Родионова. Обтирая одною рукою лицо от крови и щепок, Родионов протянул другую руку по линии к батарее, чтобы означить направление, – но в тот же момент ядро оторвало руку и бросило ее… Родионов зашатался и упал. После сражения Ребиндер, считая себя невольным виновником несчастия с героем-товарищем, поспешил навестить раненого и нашел его по обыкновению веселым и любезным, невзирая на только что перенесенные две мучительные операции. Родионов все еще чувствовал оторванную руку: ему казалось, что он шевелит пальцами… В числе несчастных жертв разрыва орудия на «Ростиславе» находился матрос Антон Майстренко, коему при разрыве были выжжены оба глаза. Во время продолжительного пребывания его в Севастопольском госпитале единственным его утешением были воспоминания подробностей той блестящей победы, за которую он поплатился своим зрением. Воодушевленный рассказ его живописно рисует картины Синопского пожара. «А Нахимов! Вот смелый, – с восторгом восклицал Майстренко, – ходит себе по юту, да как свистнет ядро, только рукой, значит, поворотит: туда тебе и дорога… И ходит он по верху, и приказание такое дал: покуда не будет повеления, чтобы паруса не убирали, а на гитовы, значит, подняли. Такая у него думка была, как пошлет на марс – там человек восемьдесят на одну мачту идет, от того три реи и букшварок, на которых паруса убирать нужно, – да по вантам, так тут-то только и бить народ. Того, видно, и турок смотрел, оттого все картечью паруса дырявил; одначе плохо. Мы как шпрюйты (шпринги) завезли с кормы, а там кабельтов с носу и ошвартовались так, чтобы корабль никакого движения не имел, а стоял как бы батарея, а тут еще бог дал как барказы, то шпрюйты завозили, так ни одного не положили бы наших. А он сыплет… Боже мой!.. Сыплет, да и шабаш. Ну, одначе, смотрим – и у нас красный флаг на бом-брам-стеньге, значит, открыть огонь Черноморскому флоту. Тут уж как зачали жарить наши, такой калечи понаделали, что и не дай господи! Два фрегата наши, «Кагул» и «Кулевчи», все на часах ходили от косы до косы; а мы действовали: какому кораблю ихнему мачты посбивали, какой на бок положили, а другой и совсем взорвали – и шабаш. Выходит так, что один на одно спотыкается; часом запалишь фрегат или бриг, а тут еще ядрами начнем насаживать: смотрим – упадет на другой и тот запалит. Такой пожар сделался: беда! Огонь, дым, – чисто всю бухту как жаром хватило, а ветер все в город подносит, все в город подносит, и звук такой пошел, что некоторых матросов у пушки позаглушил…»

Крайние суда левого фланга турецкой боевой линии находились под непрерывным обстрелом орудий «Ростислав», стоявшего в нескольких кабельтовых от мыса Киой-Хисар. Первые выстрелы его были направлены против фрегата «Низамие», корвета «Фейзи-Меабуд» и береговой батареи № 6. Однако вскоре после начала сражения, когда командир «Ростислава» заметил критическое положение корабля «Трех Святителей».

– Как говорит, наш незабвенный Павел Степанович, «взаимная помощь друг другу