История частной жизни. Том 5: От I Мировой войны до конца XX века - Филипп Арьес

может скрыть доктринальное препятствие, о котором не говорят: для протестанта в основе церкви лежит Евангелие (служение, таинства и т. д.), а не наоборот. «Реформация рассматривает церковь как вестницу милости, — пишет пастор Андре Дюма, — и поэтому ей отказано в непогрешимости, она сама грешна, она сама кается и получает прощение: Ecclesia semper reformata et refor manda»{93}. Протестантскую практику можно было бы определить как союз серьезности и свободы. Это объясняет, почему 18% считающих себя протестантами отказываются давать своим детям религиозное образование. «Что больше всего привлекает в протестантизме, — комментирует Р. Мель, — это свобода духа и ума, которую он дает». Однако добавляет, что, возможно, существует «категория верующих, которые слишком заботятся о недирективности, уважении к свободе ребенка, что вызвано боязнью „манипулировать“ им, пока он еще не может сделать осознанного выбора». Подобная щепетильность абсолютно чужда католической иерархии, и в то же время многие родители-католики втайне думают об этом. Поскольку «в основе церкви — Евангелие», фундаментом протестантской практики по-прежнему остается чтение священных текстов. По данным той же анкеты, во всех рассмотренных категориях регулярное чтение Библии превалирует над соблюдением культа. Приведем лишь пример рабочих: среди них регулярно посещают храм 8,7%, но 28% регулярно читают Библию. Среди тех, кто никогда не ходит в храм, таких 41%. В результате понятие «дехристианизация» в религиозной социологии заменяется понятием «эксхристианизация», предполагающим, что некоторые верующие, сохраняя свою веру, прекращают христианскую практику (католическую или протестантскую) в связи с отдельными поступками духовенства или несогласием с христианским движением.

Что значит быть христианином сегодня

Измельчала ли французская церковь? Конечно, по сравнению с тем, чем она была раньше, в количественном отношении она сократилась, но те из ее «сыновей», кто остался в ней, остались не случайно или не из соображений выгоды. Любовь к Христу — это любовь к ближнему, к «другому», а консюмеристское общество предлагает нам гедонистическое самопотребление. Нам предписывается все время хорошеть, сохранять молодость, вкладывать средства в поддержание как можно дольше своей внешности на уровне прекрасного тела Нарцисса. Придают ли накопление вещей и сексуальная свобода смысл жизни? Нет, отвечает христианин, дехристианизация не есть освобождение. Свобода связана с идеей справедливости и всеобщего братства. После воскресения Христа смерть больше не приводит в небытие, она таинственным образом входит в жизнь. Так может говорить тот, кто верит в Бога. Что же касается того, кто не верит… ему случается бороться за освобождение человека с тем же пылом и рвением, что и верующему.

Жерар Венсан

КАКОВО ЭТО — БЫТЬ КОММУНИСТОМ?

Мы — функционеры человечества.

Гуссерль

«Чем, говоря по совести, является социализм, если не обожествленным государственным управлением, облеченным высшим знанием и неограниченной властью, распространяющим свое „благотворное“ влияние на самые интимные акты частной жизни, которое любой ценой-уравниванием всех в бедности или в призвании или промыванием мозгов — намерено сделать всех людей мудрыми и счастливыми».

А. Прево-Парадопъ, Journal des débats, 2 декабря 1860 года

КАК ВСТУПИТЬ В ПАРТИЮ

Иудео-христианское наследие

На регулярные обвинения в фанатизме коммунисты возражают, что антикоммунизм — это тоже страсть. Рассказывая о частной жизни коммунистов, напомним предостережение Токвиля: «Я пишу об истории, а не рассказываю ее». Вступление в Партию (именно так, с прописной буквы, потому что в глазах неофита только эта партия имеет значение) невозможно понять без учета иудео-христианского наследия. Переход от эсхатологии к телеологии объясняется ностальгией по монизму, желанием все разнообразие явлений объяснять чем-то одним. Человечеству свойственно подчиняться воле отдельных личностей, принимающих решение, действующих, сознавая причины и следствия своих акций; так на протяжении столетий мы привыкли и предпочитаем думать. Прометей однажды решил попробовать свои силы и поплатился за бесстрашие. Церковь с тщанием возвела и пронесла через века иерархию функций, выражавшуюся в цветах: черный цвет символизировал низшее духовенство, фиолетовый — епископов, красный — кардиналов, белый — папу. На протяжении многих лет на стене в редакции газеты L’Humanité была начертана фраза Габриеля Пери: «Я относился к своей профессии как к религии: написание и редактирование статей было для меня священнодействием». Индокитайский коммунист Нгуен Тат Тхань, взявший псевдоним Хо Ши Мин, что в переводе означает «Тот, кто дает свет», проповедовал аскетичный образ жизни и говорил, что его восхищение Лениным было вызвано «не только его гением, но и презрением к роскоши, любовью к труду, чистотой его частной жизни». В работе «К критике гегелевской философии права» Маркс пишет: «Религия <…> претворяет в фантастическую действительность человеческую сущность, потому что человеческая сущность не обладает истинной действительностью. <…> Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она — дух бездушных порядков». Согласно Марксу, религия, являясь символическим выражением социальной и личностной драмы, — это фантазматическая попытка попасть в «другой мир». Новый подход предлагает заменить эти иллюзорные устремления на реальные межличностные отношения в земном мире. О чем бы ни шла речь: о «Вечном жиде» в том виде, в каком его собирался написать Гёте, о Великом инквизиторе Достоевского, о Самюэле Эжена Сю, об «Агасфере» Эдгара Кинэ — тема одна и та же: церковь грешна, она предала учение Христа, и христианский народ постоянно готов распинать его снова и снова, как Питер Брейгель Старший изображает это на картине «Путь на Голгофу» («Несение креста»). Если можно так сказать, нужно было искать какую-то замену, что объясняет тот факт, что многие коммунисты вышли из христианства; отдельные адепты коммунизма видели в пролетариате вектор искупления. «Марксистская мысль занимает ангажированную позицию. Коммунизм — это сознание пролетариата <…>. Самая тесная связь между мыслью и действием — у коммуниста», — пишет Жан Лакруа в работе «Дух» (декабрь 1944 года). Мичуринская теория рассматривалась как научно обоснованная, потому что, утверждая, что гибридизацией можно добиться наследования признаков, он «доказывал», что человек может преобразовать природу, как неосуществленный поворот сибирских рек должен был превратить огромные сибирские территории в плодородную Андалусию.

Иудео-христианская традиция обрекала материалистический атеизм на культ личности. Церковь, не переставая быть тем, что следует из ее названия (французское слово église, «церковь», происходит от греческого ekklésia — собрание, ассамблея), восхваляла, в прямом и переносном смысле, наследника святого Петра, которого она усадила на трон. Из истории-рассказа, которая фиксирует не законы, а совпадения, известно, что любая революция ведет к бонапартизму (условный Бонапарт может называться Цезарем, Кромвелем, Наполеоном, Сталиным, Мао Цзэдуном или Фиделем Кастро), словно расшатывание структуры побуждает людей искать свою идентичность в Сталине, «родном и любимом», или в Мао