Семь эпох Анатолия Александрова - Александр Анатольевич Цыганов

Упразднение артелей, при Сталине дававших почти 6 % валовой продукции промышленности СССР, причём гибко реагировавших на спрос со стороны населения, ударило прежде всего как раз по населению. Ну ещё бы, если сразу же потребовалось чисто физически заменить выпавшие 40 % производства мебели и более трети всего трикотажа. Всего лишь заместить – не говоря о гибкости предложения и качестве.

Чем заместили? Да вот так и вошли в жизнь румынские мебельные гарнитуры и чешский трикотаж. А там и за западными товарами народ потянулся… Или за тем, что под видом «запада» производили укоренившиеся под крылышком местных совнархозов кавказские цеховики – те же бывшие артельщики, только сросшиеся теперь с властью и на глазах превращающиеся в мафию.

Хуже того, в 1960 году разразился продовольственный кризис. Москву он задел в меньшей степени, но по стране словно мор на продовольствие прокатился. Даже институтскому отделу снабжения пришлось прилагать нежданные усилия для обеспечения столовой, ибо из продажи поисчезали мука, пшено с гречкой, сливочное масло, мясо и мясные полуфабрикаты, молочная продукция. Дошло дело до ограничения продажи хлеба, хотя всё партийное вокруг буйно трезвонило об успехах освоения богатой зерном целины.

Много денег на космос да на атом уходило? Ну да, с одной стороны, Королёв как-то обмолвился, что они стреляют в космос городами. Но с другой стороны, при Сталине денег на всё было меньше, да и страна была разорена войною, и в тех же атомной и ракетной областях целые отрасли промышленности создавали и города целые строили, но после голода 1946 года продукты уже не исчезали и благосостояние людское на глазах росло.

А ларчик просто открывался. Как в том анекдоте: «Мы шагаем в коммунизм семимильными шагами, а скот за нами не поспевает!» Никита слишком бурно в коммунизм устремился, в котором, по заветам классиков, нет места ни артелям, ни личным хозяйствам крестьян. Устроил второе раскрестьянивание, введя жёсткие ограничения на размеры и обложив налогами сады и приусадебные участки со скотом, на что крестьянин ответил так же, как на первую коллективизацию. Яблони порубил, скот продал колхозам, где тот благополучно и передох из-за отсутствия кормов и необходимого ухода, а сам устремился за картошкой и мясом в магазин. Вот вам и результат. Который, среди прочего, выразился ещё и в кратном, в полтора-два раза, повышении цен на продовольственные товары.

И даже фильмы пошли по экранам: то героический председатель колхоза матом народ на поля убеждает, то городская сиротка, вернувшись в родную деревню, ферму личным подвигом поднимает.

Вот и программу строительства АЭС сократили, не успев начать.

Экономить начали на всём ещё на уровне проекта.

Столкнулись с дефицитами. Причём на каком-то базовом уровне – от мазута до нержавеющих труб, которых вдруг почти не выделил Госплан.

Производство оборудования для АЭС сразу заметно просело. Более того, председатель Госплана в ранге заместителя председателя Совмина СССР И.И. Кузьмин вообще настаивал в правительстве на сокращении строящихся реакторов с двух до одного на каждой станции. Из коих предлагал оставить только две – Нововоронежскую и Белоярскую. А потом и на НВАЭС замахнулся.

Если бы это не было так грустно, то всё выглядело бы забавным переобуванием на ходу: ещё недавно, в 1958 году, тот же Кузьмин жёстко обвинял Министерство электростанций в недостаточных масштабах дальнейшего строительства атомных станций…

Пришлось писать письма и письма – секретарям ЦК КПСС Ф.Р. Козлову и А.И. Кириченко, зампреду Президиума Совета Министров. И 20 марта 1959 года – председателю Госплана СССР А.Н. Косыгину, чтобы спасти хотя бы Нововоронежскую АЭС. К Хрущёву обращаться было бессмысленно – тот резко запрезирал Курчатова после того, как тот попробовал заикнуться о неправильности гонений на генетику.

Возможно, и эта дурацкая крысиная возня тоже стала одним из факторов, что доконали Игоря…

В конечном итоге НВАЭС удалось спасти. Две станции было решено достроить. На Белоярской возле Свердловска первый реактор АМБ-100 мощностью 100 МВт был запущен в апреле 1964 года. Второй – в 1967‐м. Далее там решили строить третий энергоблок на базе реактора БН-600 – уж слишком часто стала поступать информация о мелких, но досадных авариях и общих неудачах в эксплуатации сначала АМБ-100, затем и АМБ-200 на Урале.

А.П. Александров на Нововоронежской АЭС. 1979 г.

Из семейного архива П.А. Александрова

Конечно, на Научно-техническом совете Минсредмаша, который после Курчатова возглавил Александров, все крупные и мелкие инциденты становились предметом анализа и разбора, что в свою очередь обогащало всю отрасль необходимым опытом.

Но и много народу связывали эти проблемы с общей «недоделанностью» этих реакторов в НИКИЭТ Доллежаля.

С этим Анатолий Петрович был не совсем согласен. Да, на качестве реакторов сказались торопливость их изготовления, сырость ряда решений, тяжёлый характер Доллежаля, из-за которого между ФЭИ и НИКИЭТ постоянно вспыхивали… назовём это разногласиями. Но свою роль играл и недостаток опыта «увязывания» котлов с общеэнергетическим, так сказать, оборудованием.

И Белоярская станция как первая гражданская, первая промышленная оказалась неким полигоном, где находились и устранялись «детские болезни» полноценного функционирования АЭС. Родился опыт, который воплотился в инструкции и регламенты. Прошла апробацию технология ядерного перегрева пара – и это повысило КПД котла аж до 37 %. Наконец, себестоимость производимой электроэнергии составила всего 1,1 коп./кВтч – и это было дешевле электроэнергии, получаемой на станциях той же мощности, работающих на органическом топливе. Тем самым практически разрешался прежний спор об эффективности атомной энергетики: неопровержимо выходило, что при сравнительно больших капитальных затратах при строительстве значительно меньше денег уходит на топливо. Доля затрат на капстроительство, на топливо и на эксплуатацию станций для атомных и тепловых станций выглядит зеркально: 70–20—10 и 20–70—10.

Но Белоярская была под научным руководством ФЭИ. А вот на Нововоронежской станции много и плотно пришлось поработать команде Александрова. Здесь ставились реакторы ВВЭР, теоретически считавшиеся дешёвыми, так как обычная лёгкая вода в качестве теплоносителя требовала затрат только на свою очистку. Сама конструкция таких котлов была хорошо отработана на физических стендах в ИАЭ, где изучали особенности физических свойств активной зоны, работали с тепловыделяющими элементами и топливными кассетами, компоновали, отрабатывали системы регулирования и защиты реактора, уточняли материаловедческие вопросы.

Первый блок на Нововоронежской АЭС был введён с почти полугодовым отставанием от «конкурентов» на Белоярской станции – в сентябре 1964 года. Зато НВАЭС сразу стала самой мощной АЭС в мире на тот момент и укрепила приоритет после подключения в 1969 году второго блока с электрической мощностью 365 МВт. Ещё через два года был сдан третий блок мощностью 440 МВт.

Именно последний реактор, ВВЭР-440, и стал на