Личные песни об общей бездне - Виктор Станиславович Коваль

— Так точно.

— Исполняй!

Отговариваю его как могу:

— Из Дубчека свиное рыло никак не получится. Худой, остроносый, длинноносый. Кащей — может быть. Ну, Буратино. Но никак не хряк. Тип не тот, овал лица. Другое дело — Мао Цзэдун или Тито. Наши вшивые друзья по соцлагерю. Хотя Тито — партизан. Тито жалко.

Полковник возразил:

— Мао тоже был партизаном.

Но потом согласился:

— А друзья они — действительно хреновые. От них — одни неприятности, на которых, впрочем, и стоит наше бытие. А иначе — без неприятностей — сидели бы мы все на деревьях, как ленивые обезьяны. Поэтому-то мы и должны трудиться — на пределе своих возможностей. Чтобы к утру Дубчек был как огурец, но — со свиным рылом.

Секретчик говорил:

— Для того армия и существует, чтобы защищать свой народ, а не сидеть у него на шее, да ещё приплясывать при этом в каком-то краснознамённом гопаке. Что это за армия? Муштра, политзанятия — сплошная показуха, а не армия. В трубы медные дует, агитацию плодит внешнюю и внутреннюю. — Секретчик пнул мой стенд, загрунтованный под Дубчека. — Вот пусть теперь она и докажет на деле, что не зря народный хлеб жрала!

У секретчика дембель накрылся из-за ввода войск, вот он и разъярился так сумбурно. Хотя непонятно, почему он приветствует эти события в нашем нелицемерном под красным фонарём кругу, если из-за этих-то событий его дембель и накрылся?

— Главное не в этом!

— А в чём?

Секретчик показал нам зажатую в кулаке грушу с ключами и печатью от секретки:

— Главное тут — ключи и печать, но заключаются они — в кулаке! Значит, главное — в кулаке! Но не кулак! Понимаешь? Время собирать камни, и время — пожирать их!

Фотографа возмутило, что секретчик, произнеся эти слова, ткнул ему под нос свою секретную тряхомудию, именно ему — тому, кто, между прочим, думает так же, как и секретчик:

— Правильно, что мы вошли в Чехословакию, потому что она рыпалась и залупалась, вот и воспитала себе палачей — в нашем лице! А неправильно — это то, что жгли мы тарелку — вдвоём, а срок получил — один он. Несправедливо! Другая несправедливость: пока он на губе гнулся, художник захламил всю фотолабораторию своим барахлом. Въехал с вещичками. — Фотограф пнул ногой моего Дубчека. — И — провонял всё на свете своим столярным клеем.

Конечно, тут завоняет что угодно и — задымится, если секретчик будет гасить окурки в кастрюле с разведённым клеем — столярным — это же кость со скотобойни — переваренная! — и — об газету с закуской. Для окурков у каждого из нас была своя баночка из-под майонеза с пальцем воды на дне.

— А где твоя?

— Дембель баночек не ищет!

— Дембель гуляет дома на дембеле и не засирает фотолабораторию окурками. Кто отвечает за фотолабораторию? Дембель — укушенный бешеной коровой?

Видно, что фотографу вдруг всё стало похер. В том числе — и дедопочитание, и собственная безопасность, ибо, как говорится, дважды снаряд в одну и ту же губу не попадает.

— Ещё как — попадает. Сколько раз я слышал это в армии, что — попадает, в отличие от пословицы!

— И в губу, и в нос, и в глаз, — сказал секретчик и попёр на фотографа как танк, которого невозможно посадить на губу, потому что у него такая должность — жреческая, но если его долбануть бутылкой с проявителем, то он, конечно, заглохнет.

— Главное — не дать им забить ногами моего Дубчека, — сказал я сам себе, не слушая голоса своих товарищей.

— Батарея, к огню! — крикнул кто-то из них не своим голосом.

— Огонь! — отозвалось множество таких же голосов, груша полетела в красный фонарь, фонарь лопнул — и мы вошли в облако плотного разрушения.

— Хорошо, а где сходство? — спросил полковник.

Действительно, индивидуального сходства не было — в большом пятне от растёкшегося проявителя я угадал и затем прорисовал в нём черты абстрактного лица, но — с рожками и свиным рылом. Там ведь — не один Дубчек, но и — Смрковский, Свобода, Черник — вся Пражская весна. Поэтому и заголовок был исполнен в том же экспрессивном стиле — с подтёками. Читай: весенний и тлетворный дух.

Выглядели мы помятыми. Понятно, работали ночью.

— Рога убрать. Рецидив. А почему фотоматерьялы не приклеены?

Потому что мы помочились в ванночки для промывки фотографий — с фотографиями. Особо циничный вандализм. Будут выглядеть как тонированные, точнее — вирированные. Конечно, их надо ещё раз как следует промыть и отглянцевать. Так что за нами не заржавеет, товарищ полковник. Всё будет сделано в срок, если мы его немного подвинем.

— Вижу, что вы все в Чехословакию захотели. Форсируйте!

А в Чехословакию одного только секретчика отправили. Сам генерал его туда послал — в сердцах — за утрату ключей и печати от секретной части во время ремонта фотолаборатории.

Ключи мы всё-таки нашли. И грушу, и печать. Нет, не в гальюне, где секретчик их мог уронить в положении сидя, но — в баке для пищевых отходов. Кто-то из нас впопыхах завернул их в газету — вместе с остатками закуски.

— Поздно! — сказал дежурный по части. О халатности уже доложено генералу: секретная часть не отпирается, ключи потеряны. Секретчик — не в форме. Но — хорошо, что нашлись.

Иначе — гулял бы наш дембель в дисбате, как военный преступник особой важности. Или — в Чехословакии, — как сказал генерал, — с разжалованием в рядовые. А так — дали пять суток губы. С разжалованием в младшие сержанты. Как объявили — так сразу и отправили — чтобы генерал не усугубил. Легко отделался, счастливчик! Вот оно дембельское задание — отсидеть срок на губе.

— Эх, Володя…

— Я вам сочувствую, — сказал дежурный по части, — но не докладывать не имел права.

Понятно. Володя и сам когда-то ходил помдежем — понимает. Да и я ходил — знаю, что такое — докладывать — не докладывать.

Недавно поставили меня помдежем — при дежурном майоре Бушуеве. В дежурке слышал такой разговор.

— Хорошо, что ожидается большая заваруха! — сказали младшие офицеры. Собралось их тут человек десять. Курили. — А то мы тут совсем разложились!

Сказали — чтобы понравиться Бушуеву. Это ведь его тема — «совсем разложились».

— А если вы разложились, — сказал им Бушуев, — то тогда засыпьте себя карболкой — и не воняйте!

Про меня он сказал, что я не боец, но пуля из говна. То же самое он говорил и про остальных военнослужащих нашей части, и