Жемчужина - Полевка

Тайсон подошел и взял лицо Эмиля в руки. Глаза у омеги блестели от непролитых слез, но брови хмурились, а губы были упрямо сжаты.

- Ты меня больше не любишь? - Тайсон увидел, как Эмиль прикусил губу, а потом кивнул ему в сторону открытой двери. - Что ж, если ты хочешь, я уйду.

Тайсон, не веря себе, вышел на порог домика и услышал, как за ним повернулся ключ в замке. Оказавшись на улице, он хмыкнул. Он представлял себе все как-то совершенно иначе.

Эмиль, за дверью затаив дыхание, слушал, как на улице прозвучали шаги, а потом звук отъехавшего автомобиля. Он не удержался и расплакался. Вот и все. Тай сделал свой выбор, а ему надо его принять и попытаться жить дальше.

- Кто это был? - на кухне, сладко потягиваясь, появился Остин в пижаме. - Вроде я слышал голоса на кухне.

- Неважно, - Эмиль повернулся к приятелю и постарался незаметно смахнуть слезы с щек. - Давай завтракать. Правда, дома нет еды и сахара маловато. На выпечку не хватит. Надо собраться и сходить в магазин.

- Ты, что, плакал? - Остин выглядел растерянным.

- Не обращай внимания, - Эмиль отмахнулся и попытался улыбнуться. - Я хотел бы поработать над реквиемом, а то я его как-то урывками пишу, пора бы закончить.

- Давай, я тебе помогу, - Остин уселся за стол и укусил кусочек хлеба, который так и остался лежать нетронутым после Тайсона.

Эмиль вздохнул. Сейчас не время рыдать и плакать. У него теперь есть интересная работа, обязательства перед Остином и будущим оркестром. Эмиль опять вздохнул, когда Остин доел кусочек хлеба, который предназначался Таю. Очень хотелось разрыдаться, но было неудобно распускать нюни перед посторонним человеком. Надо занять себя работой! Эмиль так и поступил. Для начала он принял душ и переоделся в домашние штаны и майку. Он отдал Остину спортивный костюм, который купил в расчете на то, что будет бегать по утрам, но так ни разу не надел.

Эмиль нашел папку с нотами и, передав ее Остину, по привычке сел за рояль. Любимый Малыш, казалось, сопереживал его утрате, и сейчас даже разболтанные, дребезжащие колки пели в унисон с измученной душой. Казалось, рояль тоже едва сдерживался и скрывал непролитые слезы. Пока Остин читал ноты, Эмиль играл по памяти свою работу. Он закрыл глаза и вспомнил, как все начиналось. Дебют брата, истерика папы, его горькие слова, что Эмиль никогда не найдет себе достойного альфу. Просто никому не понадобится такое серое убожество, как он.

Дыхание сбилось от боли и отчаянья. Тай ушел. Он был рядом, когда был слепым, но стоило ему прозреть, как он сбежал. Папочка был прав, он действительно никому не нужен. Пальцы дрогнули и соскользнули с клавиш, рояль зазвучал фальшиво. Эмиль открыл глаза и снова сыграл фрагмент. Звучание должно быть безупречным. Прежде, чем опять погрузиться в пучину звуков, он заметил краем глаза, что сидевший на диване Остин, прижав ноты к груди, плачет. Эмиль бросился к другу, может ему плохо?

- Остин, что случилось? Тебе больно? - Эмиль постарался осмотреть омегу на предмет повреждений. Может, он палец прищемил и боится пискнуть, чтобы не помешать репетиции. - Где болит? Да не молчи, ты меня пугаешь!

- Такая музыка!! - Остин схватил Эмиля одной рукой, прижимая к себе ноты, как любимое дитя. - Это просто… просто, волшебство! Столько силы, столько боли! Я, когда дядя умер, и то меньше переживал, чем сейчас! Смотри! - Остин поднял рукав и показал пупырышки «гусиной кожи» на предплечье. - Видишь? Просто волосы дыбом встали от такой силы! О боги! Да я теперь не смогу уснуть от ужаса и печали!

- Все так плохо? - удивился Эмиль. - Прости, я не хо…

- НЕТ!! - Остин отложил бережно ноты и вцепился в композитора двумя руками. - Гениально! Божественно!! Настолько сильно, что я … - Остин вскочил с дивана и начал бегать по комнате. - Это должен быть не реквием, а рок-опера! Не стоит зацикливаться на классике! Мы пойдем дальше! Орган и бас-гитара! А вот либретто возьмем из классики - Шекспир, «Двенадцатая ночь». А это - увертюра! - Остин взмахнул руками, как будто начал дирижировать. - Слушай сам - кораблекрушение и ужас перед неминуемой смертью! Да слушатели просто описаются от ужаса в самом начале!

- Если классика, - Эмиль улыбнулся такому энтузиазму, - то тогда Орфей и Эвридика, когда в поисках любви проходишь девять кругов ада, а в конце все равно остаешься один!

- Ну, ну не надо так уже драматизировать! - Остин заглянул ему в глаза и воскликнул. – Эмиль, мне почему-то кажется, что ты сейчас просто умрешь от горя! Кто был этот козел, который так тебя расстроил? Да я ему глазки расцарапаю и по яйцам отпинаю!

- Не стоит, - грустно улыбнулся Эмиль. - Мои чувства и переживания двигают вперед мою музыку. Вот если у меня все будет хорошо, то буду сидеть в кресле-качалке и мурлыкать что-нибудь слюняво-мажорное. И вот тогда ты взвоешь и полезешь на стены, - он вздохнул и мужественно улыбнулся. - Не помню, кто из авторов сказал, что чернилами, которыми он пишет, является кровь, вытекающая из его разбитого сердца. Так что воспользуемся чернилами моего сердца и займемся музыкой!

- Это так жестоко, - Остин прижал кулачки к груди и с болью посмотрел на Эмиля.

- Это справедливо. За все в этой жизни надо платить! - Эмиль нашел карандаш и пододвинул нотную бумагу ближе. - Приступим. Я помню, где остановился в прошлый раз, так что я продолжаю.

Остин опять уткнулся в ноты из бумажной папки. Он недовольно проворчал, что записывать ноты от руки - это древняя ветошь. Зачем тратить свое время на пачкотню бумаги, когда все можно записать сразу на синтезаторе через программу.

- Но ты же хочешь волшебства? - Эмиль протянул ему очередной лист. - А для этого нужна магия живого инструмента с тоскующей душой. Когда рояль сопереживает твоим эмоциям, то музыка льется сама, легко и непринужденно, как по волшебству! Если хочешь сварить приворотное зелье, то используй настоящие ингредиенты, а не химические заменители. Потому что химическая формула может и совпадет, но вот