Паустовский. Растворивший время - Олег Дмитриевич Трушин

<…> Улица вокруг была запружена, и движение почти остановилось»{375}.

«Живой коридор от самого дома Константина Георгиевича до кладбища на холме над рекой», – отметит о том дне прощания с Паустовским в Тарусе Юрий Рябов в очерке «Несколько слов о Паустовском». – И по этому коридору медленно несут гроб. Лицо у Константина Георгиевича спокойно, как будто он просто устал и прилёг, смежив на минуту глаза. <…> Наконец, могила засыпана. Над ней возник большой холм из цветов. Разошлись, не торопясь, люди. И показалась в небе небольшая тучка, доплыла до Тарусы, оказавшись на самом деле громадным грозовым облаком. Такой грозы я никогда не наблюдал: несколько часов сверкали молнии, шумел ливень».

С Паустовским прощалась и природа, которую он очень любил и частью которой стал.

Чуть позже на могилу Константина Паустовского ляжет огромный камень – валун.

Он так и лежит на ней до сего времени.

На похоронах Константина Паустовского его сын Алексей будет нести гроб отца. Наверняка кто-то из присутствовавших в толпе отметил для себя – плохая примета. Что делать?! Вовремя не усмотрели! Примета в этом случае не дала сбоя…

Алексей Константинович Паустовский окончит свой земной путь в сентябре 1976 года в возрасте двадцати шести лет трагично, как станет известно из неофициальных источников, от передозировки наркотиков. Он – молодой художник-нонконформист, уже заявивший о себе, оборвёт свой творческий взлёт на самом его подъёме, оставив о себе добрую память для тех, кто его знал. Его предадут земле рядом с отцом на тихом, высоком, овражистом кладбище Тарусы, откуда открывается вид на окские просторы. Не заслонило этого простора и время.

Татьяна Алексеевна ненадолго переживёт сына и уйдёт из жизни в 1978 году. Её похоронят рядом с любимым Алёшкой.

В апреле 2000 года уйдёт из жизни и Вадим, старший сын Паустовского.

Круг их времени замкнулся.

Рубеж, за которым только вечность, преодолён.

Эпилог. «В России надо уметь ненавидеть…»

Паустовский и его век. Полустанки жизни, густо наполненные событиями, насыщенные переполохом времён, которые ему суждено было прожить за свои уж и не такие долгие годы земного бытия.

В век, в котором родился Паустовский, творили великие Пушкин и Лермонтов, Достоевский и Некрасов… Он был современником Чехова и Льва Толстого и едва не вошёл в русскую литературу ещё при жизни последнего, «опоздав» всего лишь на пару лет. Одновременно он был современником и даже учителем многих из тех писателей второй половины XX века, которые при жизни уже стали классиками: Виктор Астафьев, Василий Белов, Григорий Бакланов…

Время, в отличие от человеческой жизни, не знает границ. Оно не замкнуто в пространстве бытия, не ограничено рамками созерцания. Оно бывает милосердным и безжалостным, обладает памятью и впадает в молчание, придаваясь забвению. Время вечно, как и субстанция, его породившая.

И в этом бесконечном пространстве Паустовский открывал для своих читателей смысл жизни, наполняя его философией миросозерцания, восприятия действительности в красках добра, пусть и наигранных, фантастических, но искренних. В какой-то степени это было бунтом его души, не желавшей примеряться с тем, что так или иначе угнетает жизнь, губит лучшие качества, заложенные в человеке самой природой. Его философия бытия сочится глубоким человеколюбием. Он столь искусно умел всматриваться в мир, как никто другой. Благодаря способности плести кружева словес, он будто «подсвечивал» жизнь, дарованную Создателем.

Вселенная его души есть бескрайний простор щедрого романтика-первооткрывателя, увлечённого наблюдателя, неугомонного путешественника. Философия его прозы, о чём бы Паустовский ни писал, высоконравственна и направлена на то, чтобы как можно ярче облагородить душу человека светлым чувством любви ко всему живому. В Паустовском было всё гармонично. Было гармоничным в нём и время.

Творчество, будь это талант художника, скульптора, музыканта, писателя, есть благо, дар Всевышнего. Ведь талант нельзя спрогнозировать, предугадать, предопределив чем-либо. Его лишь можно упрочить, направив в русло понимания. А потому человек, наделённый даром творчества, обязан передавать его людям и при этом благодарить природу как великое творение Создателя. Именно так и работал Паустовский, рождая своими произведениями в читателе радость. Паустовского ни в коем случае нельзя упрекнуть в эгоцентризме по отношению к природе. Он был всего лишь проводником в мир прекрасного и ставил своё отношение к природе выше ощущения себя в ней.

Блестящий новеллист и великолепный рассказчик, реалист и мистификатор, человек, в душе которого жила сказка и мир прекрасного, который он щедро преподносил своим читателям. Он был чародеем и литературным магом и мог приукрасить в своих произведениях даже те вещи, которые, казалось бы, вовсе не должны были «удерживать» радугу красок. Непобедимая им самим вольность воображения владела им так, что за чистым листом бумаги он даже свою собственную биографию отчасти сделал сказкой. Он был Андерсеном в романтике и соединял невозможное с возможным, нереальное с реальным, и порой сам признавался читателям: «…верьте писателю и не ищите обязательно реальных фактов за всем тем, что он пишет».

В среде литераторов бытует поверье, что писатель начинает творить лишь тогда, когда невидимые белые ангелы обращают на него свой взор и пристально смотрят в его глаза. Кто знает? Может быть, так оно и есть! Тогда как же они смотрели на Паустовского?!

«Он был живописен во всём – в своей биографии, внешности, манере говорить, ребячливости, в своей разносторонней и бурной талантливости», – скажет Паустовский о Владимире Гиляровском. Но то же самое можно сказать и о самом Паустовском.

Он был глубоким философом и истинным ревнителем России, ни при каких жизненных обстоятельствах не позволявшим принять то, что не отторгали его душа и сердце, что настойчиво оборачивал вспять его разум. Его непримиримость ко лжи и предательству, трусости и невежеству, стяжательству, ко всему тому, от чего чахнет и сгорает личность, была непоколебима. Он никогда не торговал своим талантом. Его писательский кодекс чести работал беспрекословно. Он тревожился за Россию, потому что очень любил её.

Глубоко понимая душу русского человека, Паустовский однажды скажет: «В России надо уметь ненавидеть, тогда только мы можем встряхнуться»{376}.

Пусть резко, но как актуально это звучит! А может быть, это и есть тот самый «ключ» к успеху, посыл, определённое пророчество, данное нам великим писателем для того, чтобы жила Россия!

Образ Паустовского «густо» растворён в России.

И если вы всматриваетесь в морскую даль, прогуливаясь под шум набегающей пенистой волны по набережной на черноморском побережье, или грибной порой на Мещёре вслушиваетесь в песню ветра, сидя в лесу у манящего теплом костра, или провожаете взглядом уплывающий в поднебесье