Реализм и номинализм в русской философии языка - Владимир Викторович Колесов

что это для нас достижимо, то мы заблуждались бы. Ибо быть определенным значит, в конечном счете, всегда быть ограниченным. Металогическое единство не есть „нечто определенное“, напротив, оно есть нечто безграничное, беспредельное, и в этом смысле неопределенное» (Франк 1990: 242).

Оно есть сущность, не явленная в своих содержательных формах, перевернутое понятие – понятие зазеркального мира, – концепт.

Похоже на рассуждение о сущности Бога:

«Это вполне безупречное и глубокое рассуждение ведется следующим образом. То, больше чего ничто немыслимо, должно мыслиться безначальным (sine initio). Но все, что мыслимо сущим и не сущим, мыслится сущим через возникновение, т.е. имеющим начало. Следовательно, абсолютный максимум не может мыслиться способным быть и не быть, т.е. необходимо мыслится сущим <…> Вообразить Бога могущим быть и не быть, значит вообразить его имеющим начало и конец, что противоречит его понятию» (Франк 1915: 464) –

«связь между „высшей степень совершенства“ и необходимым, т.е. неотмыслимым бытием, шатка в силу многозначности понятия совершенства» (там же: 462).

Итак, концепт.

«Логически для нас существенно только то, что глубина, простор вглубь, есть особое, непосредственно имеющееся „нечто“, не сводимое ни к чему иному. Ярко выражено символическое значение глубины или „нутра“, как представителя всего неведомого и недоступного. Мы видим, однако, что, по меньшей мере, в своем буквальном смысле скрытая глубина есть нечто, что мы непосредственно имеем, несмотря на недоступность (для непосредственного знания) ее содержания» (там же: 117 – 118).

Это содержание неоформлено, потому что само представляет форму для своего явления.

«Целое есть единство, а не внешнее сосуществование многих отдельных элементов <…> „Качество формы“ есть не что иное, как характер объединения, отношения, связь между элементами. Это значит, что „качество формы“ есть вообще не особая часть целого, а момент, конституирующий целое как таковое, в отличие от его частей. Отношение между частями есть не какой-либо особый элемент в составе целого, а именно то, что делает части частями целого, т.е. момент единства или целостности <…> Единство есть единство определенной формы, и форма есть всегда форма единства. В основе этого соотношения лежит, следовательно, последнее единство моментов единства (целостности) и формы (отношения). Оба момента, не совпадая между собой в смысле логической тождественности, даны неразрывно, слиты в высшем единстве. Отсюда во всяком случае ясно, что момент „формы“ или „отношения“ принадлежит не к среде слагаемых целого, а к среде целого как такового» (там же: 225 – 226).

Важно определение формы.

«Форма есть такое очертание, такое сочетание элементов, которое в ограниченном объеме дает адекватное своеобразное выражение – одно из бесконечного множества возможных других выражений – законченной бесконечности, актуализированной, всеобъемлющей и потому самодовлеющей полноты реальности» (Франк 1956: 113).

Мы подходим к пониманию того, что наличие концепта как смысла сущности (логоса) в принципе делает возможным отрицание, т.е. движение к себе самому через свои содержательные формы; наличие концепта дает начало диалектике развития (но – в сознании).

«Ведь сама функция отрицания, и ее последний итог – предельное понятие ничто или отсутствия – становится впервые возможным лишь в силу того, что сознание, кроме данного или присутствующего, имеет простор и для иного; изъятие, исключение всякого содержания предполагает всё же нечто, из чего можно вынуть или удалить это содержание. Если бы сознание действительно исчерпывалось непосредственно-данным, явно присутствующим, то было бы непостижимо, откуда у нас взялась та мысль, которую мы выражаем словами нет или ничто; мы были бы, так сказать, обречены на вечное да – не в его опознанном смысле, который возможен лишь в соотношении с нет, а в его непосредственности, – на простое бессильное, покорное принятие, имение того, что фактически нам дано» (Франк 1915: 125).

Категории языка фиксируют различие между понятием и концептом, и это – та причина, по которой интуитивно мы их различаем (иначе и не было бы философии общего). Например, в представлении современных грамматистов (Руденко 1990: 22 сл.) основной категорией имени является число как высшее и наиболее полное воплощение предметности. Категорией числа много занимался Потебня, особо выделяя категорию множественного числа. Обращается к этому и Франк:

«В конкретном содержании реальности безусловно отсутствует множественное число. Начиная с всеобъемлющего всеединства бытия и кончая мельчайшей песчинкой – всё в реальности существует в единственном числе, есть нечто единственное. В этом смысле Гете мудро заметил, что, если боги говорят, их язык – язык, адекватный самой реальности, – состоит из одних „имен собственных“. Ибо „нарицательное имя“ берет реальность как частный случай чего-то общего, как одно из многого – что именно им неадекватно самой реальности. Объективная значимость множественного числа есть ее значимость для того производного, внешнего слоя или облика реальности, который соответствует в ней началу определенности, т.е. тому, что улавливается отвлеченным знанием в системе понятий. За этими пределами, т.е. в отношении к реальности в ее конкретной полноте, множественное число безусловно неприменимо и теряет всякий смысл» (Франк 1990: 237 – 238).

Вещь уникальна, всякая вещь, взятая в понятии. Собирательная множественность мира реального противопоставлена собирательному единству содержаний (содержательных форм), т.е. концепту.

9. Глубины сущности

«Всеединство есть <…> единство единства множественности; это определение его приводит здесь к утверждению, что оно есть единство самого себя и своего иного, т.е. системы определенностей» (Франк 1915: 320).

При этом

«под всеединством нельзя разуметь целое, поскольку целое берется в отличие от своих частей. Подлинное всеединство, не имеющее ничего вне себя, есть целое лишь как единство целого и частей <…> Всеединство есть первичное или органическое целое: оно есть единство целого и части в том смысле, что часть обладает своеобразием именно в силу того, что она есть часть целого, т.е. занимает особое место в целом. Во всеединстве „часть“ есть неотделимый момент целого, т.е. мыслима лишь как целое, рассматриваемое с одной его стороны; и обратно, целое не отрешено от многообразия его частей, а мыслимо лишь как единство самого многообразия» (там же: 320, 257).

Таким образом, всеединство понимается одновременно как синтез единства и множества, и как взаимопроникновение целого и частей, как первичное и органическое целое есть соединение «идеи» и «вещи», рефлексированное через слово, потому что слово есть, в свою очередь, зазеркальная часть логоса, как и понятие есть отражение концепта (идеи).

Имея в виду движение содержательных признаков концепта, Франк и говорил, что

«почти всегда всякое обогащение знания, всякое достижение