«Любимые, ждите! Я вернусь…». Фронтовые письма 1941–1945 гг. - Нина Константиновна Петрова

Все спрашивали: А не пойдут Герман до нас – что мови пан? Ну конечно успокаиваем, как можем. Изъясняемся на каком-то русско-украинско-польском жаргоне, с солидной дозой мимики. Короче говоря, успех боевой – исключительный. Если так дело пойдет, дней через 6–7 на Висле будем, а там и до Германии рукой подать. Бледный вид у фрицев стал и у многих горизонтальное положение. Вот так у меня дела…

Ты спрашиваешь, долго ли нам еще тосковать друг о друге? Нет, тысячу раз нет. Смотри какие события развертываются в фашистском логове. У этой сволочи сейчас не два, а целых три фронта. К нашему и Западному добавился еще внутренний! Не могут они долго выдержать продолжения своей авантюры. Наступит край, а с ним конец войны, а следовательно мой приезд домой. Таковы самые вероятные выводы. Так что срок не может быть большим. Ну, а раз так, то тебе задание – готовь литр водки, чем-нибудь накрой и пусть все стоит до моего приезда…

12.08.1944 г. Мои дорогие, любимые женок и дочурки!

Вот уже 10 дней, как я не имел возможности взяться за карандаш и хоть коротко подать о себе голос. Обстановка такова, что могу только думать о вас, мои любимые, и делать это очень часто. Стараюсь все время держать вас около себя, согреваться и хоть несколько успокаиваться вашей любовью.

Почему так? Да, просто потому, что я на так называемой «Малой земле».

Ты, Юлик, наверное, не раз читала в газетах описание малых земель. Это небольшой пятачок земли, отвоеванной нами на правом берегу Вислы, зацепившись за который и, расширяя его, мы делаем все то, что обеспечит нам дальнейшее движение вперед. Но, пока все это делается, идет время, а фрицы используют это время для того, чтобы создать нам на этом пятачке ад, перед которым ад, изображенный Дантоном[61], кажется уютным местечком…

…Все время, как только есть минута для того, чтобы отвлечься от боевых дел, так все мои помыслы только с Вами… Вот временами, закрою глаза и вижу тебя, дочурок, да такие все хорошие, ласковые, улыбаетесь мне. Посмотрю на вас и легче станет, бодрость добавляться. Пишите мне сейчас почаще…

16.08.1944 г. …Я сбежал из госпиталя. Кровь с глаз схлынула, синяк на плече из синего стал бурым, и царапина подсохла. Скажи дочкам, что папка в боях за Вислу лично уничтожил 17 фрицев, из них одного снайпера и одного пулеметчика. Последнее время воевал с трофейной снайперской винтовкой. Добытая мною фузея прекрасно бьет. Открыл свой снайперский счет. Ухлопал двух фрицев метров за 700. А всего, пока был на том берегу, 11 раз дрался при отражении контратак, 2 раза сам водил в атаку. В одной из них потерял близкого друга подполковника Дранова. Сразила его вражеская граната. Отомстил за него как мог. Взяли мы немецкие траншеи и рощу. Когда с автоматчиком Грищенко влетел в блиндаж, где находились солдаты и фрицевский офицер, мы всех их пустили в расход. А так как был приказ в траншеях не закрепляться, я оставил записку: «За друга!», выпил за упокой души Дранова и ушел… Такова боевая жизнь…

19.09.1944 г. Мой любимый женок!.. Не писал только потому, что события развернувшиеся вокруг меня так заклинули, что трудно было думать о чем-либо. Можно было голову потерять – однако, видимо к счастью, она пока у меня на месте. За это время я успел написать тебе только три слова, чтобы ты не писала мне по старому адресу.

…Ты спрашиваешь, что за события? Хорошо, я постараюсь в пределах возможного описать их тебе – постарайся понять смысл, хотя буду писать намеками.

Ты из моих предыдущих писем знаешь о той обстановке малой земли, в которой я и мои товарищи находились. Насколько это жуткое место, ты правильно поняла из моего письма от 12 августа, написанного там, на этом трижды проклятом клочке.

Однако, несмотря ни на что, мы зубами держали этот несчастный клок. Так длилось до конца месяца. В последние дни с нашим коллективом произошла крупная катастрофа. Я только рассказом смогу передать о происшедшим. Сейчас же скажу одно – видимо какое-то проклятие наложено было на этот клок взбитого песка, так как теперь, когда я, да и не только я, уже давно не тонем по колено в этот песок, все-таки он до сих пор мешает двигаться, жить, работать, хотя и не в прямом смысле. Иначе говоря, в результате этой катастрофы многим из нас, в том числе и мне пришлось покинуть свой коллектив и путешествовать в одиночестве по разным инстанциям, доказывать, что ты не «не верблюд» и огрызаться от выводов всяких комиссий и подкомиссий. Больше того, сейчас я занят решением очень большого и серьезного вопроса – избавиться от партвзыскания, которое мне объявлено в связи с этой катастрофой. Хотя я и не являюсь ее прямым участником, так как в это время был в госпитале. Однако я руководитель и этого достаточно, чтобы отбросив все остальное – можно было наносить зубодробительные удары…

Вот примерное описание тех событий, которые меня захлестнули сейчас и которыми я занимаюсь. Причем, должен сказать занимаюсь с надеждой на абсолютно благополучный исход. В этой надежде меня держит собственное сознание правоты. Я чувствую, то я прав, что смертные грехи приписываемые мне, есть не что иное, как стремление кое-кого спасти свою шкуру. За счет отыскания «стрелочников». Не удастся! Не из того я теста слеплен, чтобы покорно склонить голову для того, чтобы по ней бил кому не лень. Да и за что? Короче говоря, грызусь. Грызусь как бешенный и думаю, что отгрызусь.

Жаль только одно, что даже если я восстановлю и свой престиж, и доброе имя – то все же не восстановить наград. Пропадает две крупнейшие награды – Орден Красного знамени за бои по прорыву линии «Принц Евгений» и звание «Герой Советского Союза» за малую землю. Это уже не в моих силах.

Я тебе писал, что одна награда прошла все инстанции и жду только приказа – теперь я знаю, что она задержана. А когда я тебе писал, что «скоро кое-кто повернется ко мне и моей семье лицом и будут ходить к тебе и спрашивать – не нуждаешься в чем-либо», – это было время, когда мое начальство мне объявило, что я представлен к званию Героя.

Теперь же все ау…! Накрылось… А жаль!!! Утешаю себя только одним, что впереди еще не мало жестоких боев, где