Император Николай I - Александр Николаевич Боханов

Поэт Г. Р. Державин (1743–1816) сочинил оду «На крещение Великого князя», где были такие слова:

Дитя равняется с царями

Он будет, будет славен,

Душой Екатерине равен.

Через многие годы, говоря о своем рождении, Император Николай I заметил:

«Я родился и думаю, что рождение мое было последним счастливым событием, ею (Императрицей. – А.Б.) испытанным; она желала иметь внука, – я был, говорят, большой и здоровый ребенок. Она меня благословила, сказав при этом: „Экий богатырь“».

Косвенно упоминая о «безрадостности» последних месяцев жизни своей бабушки, Николай Павлович привел в качестве причины неудачную помолвку сестры Александры со Шведским Королем Густавом IV Адольфом (1778–1837)[29]. Он только в начале 1796 года вступил на Престол, а в августе вместе со своим дядей-регентом, герцогом Карлом Зюдерманландским, прибыл в Петербург просить руки царской внучки, Великой княжны Александры Павловны.

Эта партия была желанна Екатерине II; она фактически являлась ее инициатором. Густава принимали с необычайным радушием; на внимание и затраты не скупились. Однако получилось все совсем не так, как предполагала Императрица. В последний момент Король Густав отказался принять условие, чтобы его жена сохранила верность Православию, и отбыл из России[30].

Екатерину от такого демарша чуть не хватил удар. Узнав новость, она первое время не могла вымолвить ни слова. Настроение было самое безрадостное. Преданная ей графиня В. Н. Головина описала вид Императрицы на одном из балов, который давал в Зимнем дворце вскоре после размолвки с Королем Великий князь Александр Павлович:

«Государыня тоже присутствовала на празднестве, она тоже была вся в черном, что я в первый раз видела[31]. Она носила всегда полутраур, кроме совершенно исключительных случаев. Ее Величество села рядом со мной; она показалась мне бледной и осунувшейся… „Не находите ли вы, – спросила она меня, – что этот бал похож не столько на праздник, сколько на немецкие похороны? Черные платья и белые перчатки производят на меня такое впечатление“».

Говоря о печалях бабушки в последние месяцы ее земного срока, Николай Павлович упомянул лишь об одной причине. Существовала и другая, может быть, еще более важная. Вряд ли он о ней не знал: при его любви и интересе к прошлому такое труднопредставимо. Однако Николай Павлович всегда был слишком деликатным, слишком уважал своих предков, чтобы обсуждать, а уж тем более осуждать даже прискорбные их дела.

В данном случае речь шла о желании Екатерины II совершить новый династический переворот: лишить сына Павла прав на Трон, сделав Тронопреемником внука Александра. Первый переворот, в июне 1762 года, направленный против супруга, ей блестяще удался. Тогда группа гвардейских офицеров под главенством Екатерины свергла с Престола внука Петра I Императора Петра III (1728–1762), вскоре убитого[32].

Теперь новый план: лишить сына убитого Монарха видов на Корону. Это была старая идея Екатерины, в последние месяцы принявшая просто маниакальный характер. Однако «проект» осуществить так и не удалось.

За спиной Павла Петровича Екатерина хотела добиться от Цесаревны Марии Федоровны согласия на подписание «Манифеста об отречении». Мария Федоровна хоть и трепетала перед свекровью, но недвусмысленно отвергла подобное предложение. Екатерина была потрясена; она не ожидала такой твердости от этой «неблагодарной нищенки».

Да и другой ход не принес желаемого. Внук Александр, когда перед ним она поставила вопрос о согласии стать Цесаревичем, ничего, кроме каких-то нечленораздельных слов, не произнес. Императрица знала, что Александр «нежный» и «слабохарактерный», и вот лишний раз в том убедилась. Императрица была раздосадована и все время, как отмечали очевидцы, находилась в плохом расположении духа. Екатерина Алексеевна не умела проигрывать и редко была способна принять проигрыш на свой счет…

Естественно, что малютка Николай был далек от всех страстей, бушевавших вокруг Трона. В первые месяцы он оказался вдали и от своих родителей. Сразу же после Крещения Екатерина взяла внука под свое покровительство, лишив родителей возможности даже видеть Великого князя. Так давным-давно, в сентябре 1754 года, поступила с ней, молодой Цесаревной, Императрица Елизавета Петровна, отнявшая сына Павла у матери сразу же после его рождения. Тогда Екатерина страдала, а в своих «Записках» о том говорила как об «акте жестокости». Теперь и она поступила точно таким же образом.

Время шло, и наступило переломное 5 ноября 1796 года. Екатерину II настил апоплексический удар: она лишилась дара речи и потеряла сознание. Последующие 36 часов Императрица существовала, но уже ничего не видела, не слышала и не воспринимала, а 6 ноября отошла. Ее нелюбимый сын Павел Петрович стал Императором под именем Павла I.

Одним из первых указов нового Императора Великий князь Николай Павлович получил чин полковника и был назначен шефом лейб-гвардии Конного полка, первому батальону которого присваивалось имя нового «командира». В мае 1800 года Николай Павлович будет назначен шефом лейб-гвардии Измайловского полка.

Этот эпизод сохранился в его памяти на всю жизнь. Он вспоминал: «Это было в Павловске, я ожидал моего отца в нижней комнате, он возвращался, я подошел к нему к калитке малого сада у балкона; он отворил калитку и, сняв шляпу, сказал: „Поздравляю, Николаша, с новым полком, я тебя перевел из Конной гвардии в Измайловский полк, в обмен с братом“».

Еще Екатерина II определила штат служащих при Великом князе Николае. Кормилицей к нему была назначена русская крестьянка из окрестностей Петербурга Ефросинья Ершова, а няней (бонной)[33] – шотландка Евгения Васильевна Лайон (1776–1842), дочь «лепного мастера», около десяти лет назад приехавшего в Россию. Она неотлучно оставалась в этой роли первые семь лет жизни Николая Павловича.

Именно она первая учила маленького Николая английскому языку, которым он хорошо владел с ранних пор. Она же, сама уже православная, научила Царского сына русской азбуке и читать молитвы на церковнославянском языке, и первую среди них – «Отче наш»[34].

Историк Н. К. Шильдер (1842–1902), составивший первое подробное жизнеописание Императора Николая I, отмечал: «Характер мисс Лайон был смелый, решительный, благородный. Она была весьма вспыльчива, но, как большая часть вспыльчивых людей, необыкновенно добра. Привязанность к вверенному ее попечению Августейшему воспитаннику доходила в ней до страсти, до фанатизма, которые она сохранила до конца жизни».

Лайон не только с любовью пеклась о Великом князе и разучивала с ним «Отче наш». Некоторые ее рассказы Николай Павлович запомнил на всю жизнь. Вместе с русскими дамами она оказалась в Варшаве в 1794 году и провела семь месяцев в тюрьме у поляков, из которой их всех освободила армия