Запретная. Враг отца - Марианна Кисс

сюда всё, что есть, — махнул рукой на холодильник, — если не трахнуться, то хоть нажраться. Только знаешь, это ведь ещё хуже, иногда вот так пожрать охота, а потом трахнуться надо. Только ты не волнуйся, я тебя трогать не буду. У меня нет на то полномочий. У меня есть, кому позвонить, если что, ты не волнуйся.

— А я и не волнуюсь, — достаю ещё один контейнер, тут жаркое, — может разогреть?

— Та давай так… хотя, нет, разогрей… пожалуйста, — он подложил руку на грудь.

Его рубашка расстёгнута до половины, и я вижу его волосатую грудь. Он заметил, что я смотрю.

— Хочешь, чтобы я снял рубашку?

— Нет, — я быстро отвела взгляд.

— Ну, так я сниму, если так просишь, — он расстегнул ещё пуговицы и быстро стянул с себя белую рубашку.

— Я не просила.

— А я уже снял. Так лучше? — поиграл крепкими бицепсами.

— Не знаю, — отвернулась к холодильнику, достала сок, поставила перед Давидом. — Достаточно? Я могу идти? — невольно осматриваю его тело.

— Нет, — подозрительно смотрит, непонятно что у него там в голове.

Не дай бог, действительно как накинется, и тут меня вообще никто не услышит.

Стою у стены, закусила губу. Жду, что он скажет дальше. Не понимаю своей роли в этом спектакле. Чего от меня хочет, этот Давид Нечаев.

— Чего встала, иди, садись. Поедим.

Я вспомнила, что не поставила жаркое в микроволновку. Подошла, высыпала порцию на тарелку, открыла дверцу, выставила таймер.

— Ты знаешь, я бы даже не стал с тобой заморачиваться… но я дал слово и должен его держать. Иначе никак.

— Какое ещё слово? — от этих его откровений что-то происходит у меня в голове, но что именно пока не могу сложить воедино.

Что означают его слова? Возможно, потом, когда лягу в кровать я попытаюсь собрать всё в кучу, но пока ничего не собирается.

— Самое крепкое слово бизнесмена. Такое нельзя нарушать, ни при каких обстоятельствах. И я его не нарушу, — даёт обещание кому-то в сторону.

— Поздравляю, — безучастно, киваю.

— Вот ты болтливая, — накалывает кусок ветчины и посылает в рот, потом тычет вилку в салат, не с первого раза накалывает, — но это скоро исправится, — довольно усмехается.

— Вы что ли это исправите? — я осмелела после его слова, что он — не может.

— Не я… другие люди, — он посмотрел мне в глаза и стало реально страшно от этих слов…

Его взгляд скользнул по моей груди. Только сейчас я вспомнила, что моя розовая пижама практически повторяет контуры тела и лишь небольшое свободное облегание дает удобство и комфорт.

Но сейчас я вспомнила не об этом, а о том, что моя грудь практически у Давида перед глазами. Как я могла спросонья об этом забыть, а теперь уже поздно дёргаться. Я тут полчаса обслуживаю пьяного мужчину, который, конечно же, пялится на мою грудь.

— Можно мне идти? — хотеться закрыться руками, но я почему-то этого не делаю.

— Нет, — говорит Давид с лёгкой улыбкой на губах.

— Я потом приду и уберу…

— Сними кофту, — вдруг прозвучало и щёки мои мгновенно вспыхнули.

— Зачем? — у меня такое ощущение, что он не просит, а приказывает.

Так и есть.

— Хочу посмотреть.

— Нет.

— Хочешь, чтобы я снял её сам?

— Вы же говорили что — не можете. Не имеете права.

— Смотреть я могу, — он оскалился.

А у меня в голове представилась картина, что я стою перед ним с голой грудью, он рассматривает её мельчайшие подробности.

— Не буду я ничего снимать, — я повернулась и пошла из кухни, но сразу услышала за собой громкие шаги босых ног.

Нечаев догнал меня, схватил за кофту и толкнул к стене, я только успела подставить руки, чтобы не удариться лицом.

— Ты забыла, что должна выполнять все мои приказы? — он подошел и придавил меня ладонью.

Вторая его ладонь схватилась за край кофты и резко потянула вверх, оголяя моё тело.

— Не трогайте… что вы делаете, — пытаюсь удержать трикотажную ткань.

— Это мешает, — пьяным мужским перегаром выдыхает совсем рядом, практически на ухо.

Чувствую, как прижимается к моей спине его грудь, её контуры, касание волосков и сосков. Но хуже всего ощущение там, ниже в районе ягодиц, ко мне прижимаются его бёдра и там что-то твердое… да это же…

Резко становится холодно, щекотно и страшно.

— Пожалуйста, не надо, — пищу, понимаю, к чему идёт дело.

— Не бойся, я не буду тебя трахать. Просто постой спокойно, — медленно цедит на ухо.

Я замираю, пытаясь укрыть свою грудь ладонями. Давид берёт мои руки и с силой оттягивает в стороны. Одним движением поворачивает меня к себе, а я зажмуриваюсь, чтобы только не видеть его лицо, отворачиваюсь в сторону.

Боже, что происходит.

— Отличные маленькие сиськи, — говорит, словно подытоживает и, вдруг отпускает, — пошла отсюда.

Открываю глаза, смотрю на него. Теперь точно не соображу, что я должна делать. Резко доходят его слова и я срываюсь с места, убегаю в комнату, захлопываю дверь. Слышу шаги, дверь открывается и мне в лицо летит моя кофта.

— Спокойной ночи, — слышу довольный голос.

Ничего не отвечаю, быстро натягиваю на себя пижаму и скорее бегу, прыгаю в кровать, обматываю себя одеялом, со всех сторон и плотно сжимаю веки.

Меня слегка потряхивает от того, что сейчас произошло. Кажется, вот сейчас Давид одумается, решит что всё он прекрасно, может, и ворвётся в комнату, чтобы сорвать с меня одежду и… нет, ещё сильнее завернулась в одеяло… я буду сопротивляться. Я не хочу.

А перед глазами его голая грудь, торс и ощущение чего-то твёрдого упирающегося в меня.

10

Давид

С трудом разлепил веки, повел взглядом по комнате, резко обернулся… на кровати со мной — никого.

Слава богу.

Сел, потёр лицо, вески. Вспомнил какие-то подробности вчерашней ночи. Помню, как зажал Софью, как сорвал с неё кофту… помню её сиськи…

— Чёрт… мать твою, — вскочил с кровати и пошел вниз.

Спускаюсь. Слышу шум на кухне, притормозил, прислушался. Музыка, плеск воды и голос… Софья подпевает.

Ладно, делаю ещё несколько шагов, приближаюсь к кухне, выглядываю из-за угла, смотрю на девчонку… не похожа на разнесчастную. Значит, пронесло. Ёп твою мать. Это ж надо было так напиться, что ни хрена не помнить. Трахнул я её или не трахнул?

Если бы трахнул, прощай всё моё имущество, Бес этого бы так не оставил. Он её девственницей хочет, а тут я… идиот, со своим неугомонным членом.

Выхожу.

— Доброе утро, — делаю недовольный вид.

Софья остановилась, обернулась, посмотрела на меня с упрёком