Жизнь – что простокваша - Антонина Шнайдер-Стремякова

в силах была остановить, сделалось плохо. На душе пусто. Жить? Зачем?.. Пошла к речке – броситься в омут, но в последнюю минуту решила, что это будет трагедией для матери, и медленно побрела домой. Дверь избы открыла задом и прошла, низко опустив голову. Бабушка тотчас всё заметила:

– Что случилось?

Лида боялась разрыдаться – молчала… Глядя в её красные глаза, обеспокоенная мать приказала:

– Рассказывай!

– Меня не принимают в комсомол, – и заплакала так горько, что всем стало не по себе.

– Ну и что? Стоит ли расстраиваться? Дураки! Кого же принимать, если не таких, как ты?

Лида хорошо училась, была активисткой, успешно выступала в художественной самодеятельности. Её раздели, заставили поесть, уложили спать. Она уснула, а бабушка Зина ворочалась, не спала – тоже плакала…

Случай на бахче

Няня Лиза решила действовать в одиночку. Ни с кем не посовещавшись, она отправила матери в трудармию письмо. Рассказала об аресте дедушки, самоуправстве Сондрика, не дававшего корма и отбиравшего корову, о страданиях Лиды, и вскоре произошло событие, предугадать которое было трудно.

Летом няня работала сторожем на бахче. Мы, пятилетние, жили с нею в шалаше и помогали дёргать траву – не знали, что она убедила бригадира и председателя Сондрика ставить ей не один, а два трудодня.

– Один – за мой работа, половинка – сиротам, она мене помогать будут.

Нам нравилась эта свободная жизнь, и мы помогали в меру сил – бабушка не напрягала нас. Однажды в председательской коляске приехал сам Сондрик.

Он оглядел огромные кусты лебеды и, опустив и без того низкие брови, тяжело ухнул:

– Плохо работаете – травы полно!

Я двумя руками ухватилась за куст – из земли он не шёл. Сондрик сплюнул, дёрнул его одной рукой и легко отшвырнул в сторону. «Вот это да! Вот так богатырь!» – восхищённо следили мы с Изой за ним. Няня подобострастно бегала возле, показывала на большие арбузы и дыни, хвасталась:

– Кароший! Ой, кароший! Мы карашо смотреть! Хочешь – я разрешать пробовать!

В шалаше Сондрик вальяжно расселся на свежей траве, которую мы только что нарвали и разбросали, в новых хромовых сапогах свернул калачиком ноги и по-барски скомандовал:

– Давай, бабка, режь!

Пока он ел, няня сорвала ему два в коляску – для домашних.

– Гостинец!.. Мало – можно, много – нет! – распоряжалась она, словно бахча была её собственностью.

Может, чувствовала себя хозяйкой, которой никогда не была?

Няню в селе побаивались. Абсолютно лишённая страха, она преследовала вора всегда с большой палкой. Однажды два подростка обезоружили и так избили её, что она потеряла сознание, – очнулась, когда те с полными мешками подбегали к дороге.

Случай заставил потребовать у председателя ружьё, и она, как ни странно, научилась стрелять. Никто не сомневался, что бабка будет шутить, – знали: выстрелит. Об укромном месте страшного «оберега» мы не только не знали – даже не догадывались.

Раз в день наезжал водовоз. Он привозил большую бочку с водой и просил «кавун» – одаривала его няня не всегда.

– Всем дать, всегда дать, што на трудодни к осень люди получать? Ехай, ехай! Кавун и дыня все любить! – ворчала она по-русски и шла за повозкой до конца бахчи. – Теперь уже не срывёт.

– Немчура проклятая! – беззлобно ругался тот.

Ограничения существовали и для нас. И лишь, когда, канюча, мы жаловались, что голодны, и повисали на ней, бесформенной и высокой, она сдавалась, с ужасом и болью глядя нам в лица. Счастливые, мы забегали вперёд, наклонялись, тыкали в арбуз и кричали:

– Муттер, смотри, какой большой! Краснющий, наверное!

– Не-е, селёный, я найти кароший! – и сухопарая, прямая шла дальше.

Облюбовав «кавун», срывала, и мы, довольные, вприпрыжку мчались к шалашу. Как прохладно в нём и пахнет травами! А как сочен и сладок арбуз! Разрезала – лучшие куски нам. Семечки выплёвывали в глиняный кувшин – на семена.

Однажды мы все трое работали: она тяпкой, а мы перед нею путь расчищали – дёргали траву Разогнулась няня и заметила вдали бежавшую к нам девчонку лет девяти. Спотыкаясь и размахивая платком, она что-то кричала.

– И шо такой? – переглянулась с нами няня (она пыталась говорить по-русски не только на людях).

– Да это же Лиля! – узнала Иза. – Лиля, дочь тёти Маруси!

– За-чем? – нелепо спросила она негромко и, покачав головой, совсем другим тоном отреагировала. – Ой, и, правда, Лили! Опять шо-то с кем-то случиться! И шо опять?

Запыхавшаяся Лиля радостно выпалила:

– Ваша мать пришла! – и к бабушке. – Тётя Элла из трудармии вернулась!

От такого известия нас застолбило…

– Да правда же! Честное слово, вернулась! Хотите – землю буду есть!

Бабушка, всплеснув руками, первая пришла в себя:

– И шо я стоять? Дак кавун срывать надо! Лили, давай помогать! Нее, лучче я сам! – и, бросив тяпку, побежала по бахче.

Лиля бежала рядом и просила:

– Баба Лиза, одного мало, давайте ещё!

– Больше?.. Не-е! – и, спохватившись, – Ой, и на кого я бахча оставить? Ладно, мож, нишо не случится?

Лиля уговорила сорвать три арбуза – два больших и один поменьше. Она несла маленький, няня – два больших. На полдороге Лиля остановилась:

– Давайте присядем, отдохнём!

Няня согласна – мы отдыхать не хотели, бежали и торопили: «Лиля, не отставай!» Не думалось, что она устала, уже однажды проделав этот путь. Наконец, догадались: «Давай арбуз!» Теперь мы несли его по очереди и вскоре поняли тяжесть ноши. Вдали показалась деревня, за нею – глубокий яр, а там – уже недалеко.

Встреча

Наконец-то! С тяжёлым чувством, с недетским волнением нетерпеливо открываем двери… Первое, что видим, – маму у стола. Она сидит на табурете между столом и стеной, возле – альтмама и несколько русских соседок.

Мама, яркая, красивая, с белоснежным лицом, в белом берете, который так шёл к её чёрным волосам, выделялась ярким пятном – оказалось, от солнца лицо в платок прятала.

– Ма-а-ма! – устремились мы к ней.

Хотелось вскарабкаться на колени – остановили неестественно вытянутые толстые ноги.

– Ас ногами что?

– Болят, – просто, будто это было в порядке вещей, ничего больше не объясняя, сказала она и, улыбаясь, прижала к себе. Все плакали, никто никого не успокаивал – горя хватало у всех. Юбками, руками вытирали глаза. У мамы в руках оказалось полотенце – она вытерлась им. Бабушка Лиза, как старшая и самая рассудительная, тихо попросила:

– Расскажить, Элла, как жиль?

– Как жила? Всяко было. Тяжело было… На содозаводе работала – сода руки и ноги разъедает, вот они и опухли. В последнее время на овощных