Дмитрий Балашов. На плахе - Николай Михайлович Коняев

И будем в нашем анализе предельно честны. То есть поставим вопрос, которого относительно себя еще никто в истории не ставил: нужны ли мы сами? Нет ли исторической неизбежности и даже надобности уничтожения русского народа? Ибо эта идея нынче стала модой так называемого образованного общества. Сочиняются книги, вроде опуса Фоменко, о том, что, вопреки всем фактам, русской истории вовсе не было! Не было монгольского нашествия, даже самих монголов, не было ничего! И вообще, вся русская история сочинена в эпоху Петра I. Так вот, и этого вопроса нельзя миновать. Как нельзя миновать идеи о всеобщей интернационализации, слиянии народов в одноликое человечество, об устарелости самой идеи патриотизма. Любопытно, что «устарел» патриотизм только для русских и сербов, но отнюдь не устарел, скажем, для афганцев, чеченцев, албанцев, да и для всех, кто борется с Россией. Что за притча? И об этом надобно поговорить!

Но прежде всего поставим стержневой вопрос: есть ли у нас теория, на которую можно опереться, выступая и против космополитического бреда, и против попыток уничтожения нашего народа и нашей страны? Такая теория есть, и создана она недавно опочившим Л.Н.Гумилевым. Это теория этногенеза. Кратко выводы ее, полученные на анализе истории человечества за последние три-четыре тысячи лет, сводятся к следующему.

Жизнь человечества – это медленная постоянная пульсация появляющихся и угасающих этносов, подчиненная достаточно строгому ритму, ибо каждый этнос после «пассионарного толчка», от вспышки-появления до конца этнической истории (превращения в реликт или исчезновения), проживает строго определенный срок в 1200–1500 лет. Большие сроки получатся в результате нескольких «вспышек». Такова история Китая, или Древнего Египта, или наша история, в которой с концом киевского этноса (нашествие монголов пристигло Киевскую Русь при ее конце) произошел новый «пассионарный взрыв», вызвавший к жизни Русь Московскую. Был и еще период нашей восточнославянской истории, докиевский, но о нем мы попросту ничего не знаем, хотя наш этнос, по-видимому, зародился именно тогда, в первом тысячелетии до новой эры, в пору этнического выделения прарусичей из союза скифских племен.

В свою очередь, жизнь этноса – подъем, «перегрев», историческая «акматическая» фаза, надлом, золотая осень, – также во всех этносах состоит из сходных ступеней, имеющих свою протяженность. Так, «надлом» – гигантский катаклизм, характеризуемый внутриэтническими конфликтами, – настигает этносы ровно через шесть веков после начала этногенеза и продолжается полтора – два столетия (немцы, как уже сказано, в эпоху надлома, совпавшую с Реформацией, уничтожили половину населения Германии), а после него наступает самый спокойный заключительный этап жизни – «золотая осень». Всю эту последовательность можно изобразить в виде параболы с крутым подъемом, резким изломом посередине и плавным спуском в конце.

В свою очередь, причиной этих постоянных (но не периодических!) вспышек является некая энергия, приходящая свыше, из космоса, и как бы бичами шириною полтораста – двести километров полосующая Землю. В результате появляются люди, обладающие повышенной творческой энергетикой – «пассионарностью», позволяющей им творить историю. Причем энергия эта, опять же, не подвластна логическому управлению. Пассионарий должен что-то делать: создавать, строить, завоевывать, открывать Америки и проч. – иначе его разорвет. Л.Н.Гумилев составил целую лестницу возрастающей пассионарности, которая заставляет человека подняться над обычным, среднестатистическим, повторяемым «обывательским» уровнем жизни. Сперва – в стремлении лучше жить, чем его предки, но без риска для жизни. Затем – и с риском, но недолгим, однократным. Потом – со стремлением к знанию, творчеству, при которых желание материального благополучия отодвинуто на второй план, на «потом». Еще выше стоит идеал победы, победы, во что бы то ни стало; таковы были воины Чингисхана или викинги. И на самой вершине – идеал безусловной жертвенности, способность бескомпромиссно отдать жизнь за свои святыни. Таковы были христианские мученики первых веков.

В другую же сторону, в сторону уровней ниже гармоничного «линейного» существования, есть только две ступени. Первая – это особи, неспособные к устойчивой постоянной работе, но при этом и неспособные сдерживать свои вожделения. По пословице: «Так, сказал бедняк, денег нет, а выпить – нать!» Именно эти люди с восторгом восприняли лозунг: «Грабь награбленное». Руками подобных особей, когда их количество превысит некую критическую черту, и совершаются революции и всяческие иные погромы. А последняя стадия распада – неспособность удовлетворять свои вожделения, неспособность жить. Тут-то уже являются наркомания, пьянство и проч., после чего этот пласт человечества лишается возможности существовать на земле.

Согласно ступеням этнического развития меняется и исторический идеал общества, от героического исполнения своих обязанностей в фазе подъема, через осознание собственной значимости, к служению общему делу (Государю, Церкви, Родине и т. д.). В «надломе» эти идеалы рушатся под натиском босяцкого вопроса: «Чево тебе, больше, чем всем, нужно?» Нас в конце XIX – первой половине XX века как раз пристиг надлом, пик которого пришелся на 1930-е годы, что максимально усугубило трагическую ситуацию. И ни к чему состояние это, свойственное всем этносам в свой период (в Риме – гражданские войны Цезаря и Помпея, в Византии – иконоборчество, на Западе – Реформация; а халифат, к примеру, так и не сумел справиться с надломом, развалился под натиском сильных соседей), приписывать каким-то особенным кошмарным свойствам русского народа!

А в «золотой осени» вопросов уже нет, а идеалы сокращаются до дома с садом и огородом. Ну, и машины, чтобы ездить туда из города или возить продукты на базар. Жить проще всего, и легче, и сытнее именно в этом периоде. Но зато количество людей, способных противустать сторонней беде, пассионариев, сокращается и сокращается. До того, например, что в минувшей войне Франция – страна, в прошлом воинственная и обычно победоносная, – уже не нашла в себе силы воевать, и попросту ждала своей участи. А какие-то силы сопротивления обнаружились только в Алжире, среди уехавших туда и еще не растерявших пассионарной энергии французов.

Соответственно, когда мы сравниваем народы друг с другом, надо, прежде всего, спросить: – А когда у них начался этногенез? Ибо старец не равен юноше, а ребенок – зрелому мужу.

Во-вторых, из предложенной картины ясно, что бессмертие человечества держится на постоянной смене этносов, иначе все человечество, проделав указанный цикл, исчезло бы с лица планеты.

А поскольку этносы всегда связаны с вмещающей средой, чем и определяется их развитие и своеобразие, то никакого единого народа на Земле возникнуть не может, как бы ни хотелось того космополитам. Более того, с развитием и усложнением человечества развиваются, усложняются и умножаются различные этносы, на что мы, как ни странно, закрываем глаза. Хотя ежели бы мы