Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

37. Франко-прусская война

После непродолжительного отдыха в Спасском Тургенев отправляется в обратный путь. В Петербурге он 29 июня 1870 года, и уже на следующий день отбывает за границу. Добраться до Бадена в этот раз оказалось нелегко, ведь на пороге Франко-прусская война. Немецкие пассажирские поезда в это время совсем прекратились. Лишь военные грузы и формирования перевозились, все ради войны, ради победы.

Все сильнее разгорался конфликт между Францией и Пруссией. Министр иностранных дел Франции нажимал на Пруссию с ультиматумами, чтобы не допустить немецкого принца на испанский престол. Французы были уверены в своем превосходстве, и военный министр Лебёф хвастливо заявлял: «Мы готовы, мы совершенно готовы, у нас в армии всё в порядке, вплоть до последней пуговицы на гетрах у последнего солдата». Немцы ввязались в опасную авантюру, ведь выступить против Франции это совсем не то, что воевать с австрийцами или датчанами. В то время Франция считалась первой военной державой. Но немцы верили в свою силу, дисциплину, напор. И вот 19 июля 1870 года начались военные действия. Прусская мобилизация и доставка войск шла безупречно. Армии сосредоточивались и развертывались быстрее, точнее французских. В тылах же французской армии творились беспорядки, солдат на фронтах вовремя не успевали заменять новыми. Война начиналась удачно для немцев.

В начале военных действий никто не сомневался в успехах французского оружия, так что семейство Виардо при приближении французов планировало бежать из Бадена. «Мы на все готовы, – писал Тургенев Милютиной 20 июля 1870 года, – и в случае нужды уедем в Вильдбад – в каретах, так как все сообщения по железным дорогам прерваны. Я говорю: «мы», т. е. семейство Виардо и я; я с ними не расстанусь».

А в следующем письме тому же адресату Тургенев рассказывал о том, как развивались события: «Вчера вечером, в 10 часу, вдруг все колокола зазвонили в Бадене. Это пришло известие о решительном и чуть ли не окончательном поражении французов при Розанвиле. Армия Базена все-таки не успела во время убраться из Меца». Затем началась осада Страсбурга, а 1 сентября произошла седанская катастрофа, окончившаяся пленением всей французской армии вместе с императором Наполеоном III.

Оба Виардо и с ними Тургенев вначале были вполне на стороне немцев – из-за ненависти к французскому режиму. Седан встретили одобрительно. Однако дальнейшее развитие событий и особенно бомбардировка Страсбурга Тургенева удручали. В письме немецкому приятелю Пичу он говорит ясно: «Падение империи было большим удовлетворением для бедного Виардо. Конечно, теперь сердце его обливается кровью, но он сознает вполне, что все это – заслуженная Францией кара. Что касается меня, то я, как вам хорошо известно, настроен совершенно как немец. Уже потому, что победа Франции была бы гибелью свободы. Вот только не следовало жечь Страсбурга».

Однако в письме русскому другу Полонскому он высказывается более откровенно (6 сентября 1870 года): «Мы живем в весьма значительное время, на наших глазах руководящая роль в истории переходит от одного племени – латинского к другому – германскому. Падение гнусной империи Наполеона доставляет мне великую радость: нравственное чувство во мне удовлетворено – после такого долгого ожидания! Но я не скрываю от самого себя, что не все впереди розового цвета – и завоевательная алчность, овладевшая всей Германией, – не представляет особо утешительного зрелища».

* * *

Все планы семейства Виардо и Тургенева на долгую спокойную жизнь в Бадене спутала эта Франко-прусская война; в одно мгновение рассыпалось как будто бы навеки свитое ими баденское гнездо. Первое время Виардо пытались приспособиться к военному положению, они не только официально заявили себя стоящими на стороне Германии, но даже принимали раненых немецких солдат и устроили подобие госпиталя в своем доме. Однако немцы, несмотря ни на что, «своей» эту французскую семью не посчитали, и дело дошло до того, что под окнами мадам Виардо стали собираться жители Бадена и устраивать «кошачьи» концерты.

Обстановка внутри дома Виардо оставалась сложной: там находилось трое мужчин и на первом месте стоял любимый друг Полины – баденский доктор. Он очень близко вошел в жизнь Полины, настолько близко, что только старик Виардо мог терпеть это да Тургенев, тоже ко всему уже приученный. Но вот Тургенев сообщает в письме Полонскому: «Здесь у нас очень тихо и даже раненых и больных мало, а то почти все доктора уехали (между прочим, и Гейлигенталь), их потребовали в Нанси». Не тот ли это сердечный друг Полины был спешно вызван в Нанси? И вот доктор наконец исчез с горизонта, к великой радости Луи и Тургенева, однако прихватив с собой все письма русского писателя.

Пребывание семейства Виардо в Германии становилось невозможным, им пришлось спешно собирать вещи и уезжать. Они направились в Лондон. У Тургенева был выбор – бежать с семейством Виардо или вернуться в Россию. Но он как хвостик потянулся за Виардо. По его собственным словам, он готов был ехать за семьей Виардо куда угодно – даже в невозможно далекую и дикую страну, но расстаться с ними не мог. Им он тоже был необходим – это был верный друг и постоянный источник дохода. Первыми уехали Виардо, они так спешили, что забыли не только про письма Тургенева, но и оставили его самого, больного, в Баден-Бадене – у него еще не прошел тяжелый приступ подагры. В конце октября болезнь отступила, он упаковал вещи, а в ноябре 1870 года тоже прибыл в Лондон. Там он снял маленькую квартирку и хоть жил отдельно, но каждый день бывал у Виардо.

Увиденные из Лондона французские события приводили его в уныние. Взятие Орлеана, Руана, отступление французов за Марну – следующие один за другим удары угнетали семейство Виардо и его самого. «Сообщения из Франции меня не удивили, хотя и глубоко огорчили, – писал он Полине Виардо, которая была на гастролях, – я не верю больше в успех борьбы и вижу в ней только все нарастающее уничтожение Франции, республики и свободы». И тотчас вздыхает: «К моему глубокому и неизменному чувству к вам прибавилась еще какая-то невозможность быть без вас; ваше отсутствие причиняет мне физическое страдание – словно мне не хватает воздуха, это какая-то тайная и глухая тоска, от которой я не могу избавиться и которую ничто не может рассеять. Когда вы здесь, моя радость спокойна – но я чувствую себя в своей тарелке – ad omo – и ничего иного