Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

большое национальное самодовольство и мещанскую расчетливость». Однако многое изменилось после окончательного переселения в Париж, теперь он даже заявлял, что «нигде не живется так легко, не дышится так свободно, не чувствуется так по себе и у себя дома, как во Франции».

Так как в Париже Тургеневу пишется плохо, то он вместо литературы стал все больше интересоваться искусством. Он, безмерно восхищавшийся раньше природой, теперь делал неожиданные признания Флоберу: «Я не дитя Природы: ее «чудеса» волнуют меня меньше, чем «красоты» Искусства. Она подавляет меня, но не внушает мне никаких «великих мыслей». Мне хочется сказать ей в душе: «Ты прекрасна; только что я вышел из недр твоих; через несколько мгновений вернусь обратно; оставь меня в покое, я жажду иных развлечений».

Иван Сергеевич в эти годы даже завел свою галерейку картин. По воспоминаниям Ильи Репина: «Он обожал пейзаж Т. Руссо и также любил простенькую вещицу Харламова – натюрморт «Две груши». Эти груши были так сладко написаны, что их хотелось съесть!.. Вообще галерея Тургенева была невелика, но приобреталась с большим вкусом, с выбором истинного любителя. У него были драгоценные перлы искусства». Полонскому он отчитывался: «Я точно купил весьма красивую нагую женщину (картину) – и вообще я теперь занимаюсь этим делом или бездельем – (покупкою картин) – так как все другое, начиная с литературы, бросил».

* * *

У Виардо в доме на улице Дуэ царила артистическая атмосфера. Сын Виардо Поль с восторгом вспоминал о приемах по четвергам в доме его родителей в Париже:

«Приемы на улице Дуэ были просты: чай и пирожное заменяли пышные «открытые буфеты» с шампанским, какие мы видим теперь неизменно на всех больших вечерах; но зато слушали прекрасную музыку, и ни один альманах Гота не мог бы перечислить столько имен, знаменитых талантом, если не рождением, составлявших аудиторию этих четвергов. Я помню их: Ренан, Эмиль Ожье, Флобер, Эжен Пелетан, Дешанель, отец и сын, Флоке, m-mе Адан, Гуно, Сен-Санс, все художники, все знаменитости того времени. Заезжие артисты – Рубинштейны, Венявский, Давыдов, Сарасате – считали счастьем участвовать в этих музыкальных собраниях, которые мать моя заканчивала величественными звуками Глюка или Шумана или же пробою каких-либо новых произведений. То были прекрасные артистические вечера, подобных которым я не встречал никогда…» Полина Виардо, конечно, гордилась тем, что под ее крылом приютился такой человек, как известный в Европе писатель Тургенев, творчеством которого восхищались многие ее знакомые. К приманке своего пения присоединяла она присутствие и блестящий разговор знаменитого русского писателя.

В эти годы мадам Виардо пела уже нечасто, соглашалась спеть в редких случаях, по особой просьбе. Иногда все-таки для русских гостей исполняла романсы. По воспоминаниям, когда она пела романс П.И. Чайковского «И больно и сладко», Тургенев «совершенно воодушевлялся». Художник В.Д. Поленов рассказывал, как «Иван Сергеевич стоял в углу и прямо рыдал». В мае 1877 года С.И. Танеев, постоянный участник «четвергов», писал своим родным в Россию: «Вообще я очень много получил удовольствия от этих вечеров и больше всего от пения самой Виардо: я никого не слыхал, кто так хорошо поет, и вряд ли услышу».

«У нас были также приемы по воскресеньям вечером, – рассказывал далее Поль Виардо, – но эти собрания сильно отличались от четвергов, посвященных серьезному искусству. Половина большой гостиной превращалась в сцену, столовая в уборную, и раздавалась импровизированная увертюра, предшествовавшая шарадам самым шутовским, самым неслыханным. Нага родственник, географ Поль Жоанн, Сен-Санс и Тургенев были неизменными исполнителями первых ролей…

Вот образчик нашей фантазии. Сцена представляет амфитеатр медицинской школы: студенты, между которыми находится молодая студентка-англичанка (Поль Жоанн), окружают профессора (Тургенева). На анатомический стол кладут голый труп (Сен-Санс, облаченный в розовую фланель!). Лекция анатомии. Профессор определяет, что пациент умер от «назита», или чрезмерного разращения носа. Он собирается уже пронзить его громадным ножом, как вдруг мертвец поднимается! Общий ужас, все бегут, за исключением студентки-англичанки, которая падает в обморок и приходит в чувство в объятиях лжепокойника. Все объясняется: влюбленный прибегнул к этой хитрости, чтобы приблизиться к своей возлюбленной… Наступает ночь, то есть убавляются лампы; следует финальный любовный дуэт, и занавес медленно опускается над обнявшеюся парой, освещенной белой фаянсовой тарелкой, которую я, главный машинист, постепенно поднимаю над ширмой вместо луны». Надо заметить, что муж певицы Луи Виардо никогда ни в шарадах, ни в представлениях участия не принимал, считая это шутовством.

Мадам Виардо была в центре внимания на этих вечерах. Всегда была она роскошно одета, как правило в черном платье, украшенном кружевами. Говорили, что, несмотря на присущую ей скупость, на собственные наряды она денег не жалела и старой одежды не выносила. Василий Дмитриевич Поленов, живописец, из письма М.А. Поленовой: «Париж, 10 февраля 1875 г. Третьего дня был прелестный вечер у madame Виардо (bal costume)… Madame Виардо с ним (Тургеневым. – П.Р.) обращается, как со старшим братом-холостяком, который на старости лет нашел пристанище у домовитой сестры. А Виардята к нему относятся, как к любимому дяде. На интимных вечерах он повесничает с молодежью, будто самому только третий десяток пошел».

Илья Репин часто встречался с Тургеневым на вечерах по вторникам, которые устраивал художник А.П. Боголюбов, бывал также на знаменитых «четвергах» и воскресных концертах в доме Виардо. Он обратил внимание, что именно Полина Виардо «руководила приговором о достоинствах новых явлений в искусствах». К ней все обращались за разъяснениями, и даже муж её Луи Виардо ждал, как окончательного, приговора своей супруги. Тургенев же в этом триумвирате оказывался лишь третьим лицом. Беспрекословно подчиняясь суждениям Полины, он в то же время дорожил и мнением Луи, всякий раз ожидая его оценки и соглашаясь с нею.

«На вечерах Виардо Тургенев был весел и оживлен, – вспоминал Репин, – дети м-м, особенно Поль – скрипач, кричали громко: «Тургениеф, Тургениеф!..» Ив. Серг. особенно любил шарады и необыкновенно живо и талантливо быстро преображался сам и всю сцену перестраивал… Мебель, столы, диваны – все служило до невероятной неузнаваемости. А Сен-Санс, как молодой мальчик, прыгал и оживлял сцену и себе моментально придумывал костюмы и неузнаваемо преображался сам…»

В это время Репин писал портрет Ивана Сергеевича Тургенева по заказу московского купца и мецената И.М. Третьякова. Для этого он приходил ежедневно в дом на rue de Douai. «Иван Сергеевич принял меня очень ласково, – вспоминал художник, – 1‐й сеанс прошел в блаженной удаче. И я радовался, и Иван Сергеевич поздравлял меня с успехом!» Однако их радость была недолгой, так как мадам Виардо решительно забраковала портрет, а с ней спорить в этом доме было не принято. «Ей особенно