Время скитальцев - Мария Чернышова

— Сдурел? — прошипел он. — Ты забыл, что ли⁈ Ты как через мост пойдешь⁈ Если стража тебя приметит, столба не миновать.

— Я быстро. Метнусь на ту сторону, к рассвету обернусь.

— Быстро⁈ Да у тебя все ноги отбиты!

— Да прошло уже все! Дойду!

— Здесь что-то нечисто, — настаивал Рамон. — С чего такие деньги?

— Ну, — Комар замялся. — Там письма срочные. Да какая разница⁈ Пять декейтов, дружище. Пять и шестой я уже заработал. Если найдем менялу с выгодным курсом, но враз внесем взнос. И еще на новый мяч останется. Деньги поперли, Гвоздь!

Гвоздь явно сомневался. Получить солидный куш за плевое задание, конечно, было заманчиво, но что-то здесь не вязалось.

— Пошли вместе, — предложил он.

— Нет! Я туда и обратно. А ты оставайся здесь и карауль наши деньги, — Одо взглядом указал на заказчика, который всем своим видом выражал, что совершенно не намерен освобождать свое уютное местечко у стены. — Задаток он дал. Вот, держи. Но ты все же следи, чтобы он не сделал ноги. И Ренато предупреди. А и вот еще: у меня там, в мансарде есть книжка — такая, в черном переплете с тиснением…

— Это те вирши, что ты вечно мусолишь? — уточнил Гвоздь.

— Они самые. Будь другом, принеси, а? Пусть пока почитает. И ящик заодно закинь на место, ладно?

И, оставив ошарашенного Гвоздя за стойкой, Комар снова подлетел к дальнему столику.

— Договорился? — одноглазый потянулся на стуле и снова пригубил вино. — Твой друг что-то невесел.

— Он всегда такой, — широко улыбнулся Одо. — На самом деле, он душа компании, просто стесняется. Давайте письма!

Заказчик протянул два послания.

— А третье? — удивился Одо.

— Я передумал, мальчик, — внезапно ответил одноглазый и, заметив, как вытянулось лицо Одо, рассмеялся. — Не бойся, на твою выручку это не повлияет. Получишь, как за три.

— Смотрите, а то я могу…

— Не бери ношу не по загривку, — слегка раздраженно ответил заказчик.

— Как скажете, джиор, как скажете…

Он рассовал послания по карманам, натянул на уши шапочку, шагнул к двери…

— Что ж, надеюсь, ты бегаешь так же славно, как кидаешь яблоки.

Одо остановился, словно налетев на невидимую стену. Развернулся, вперив ошеломленный взор в одноглазого, не веря сам себе. Смотрел, пытаясь мысленно сбрить с лица человека усы и куцую бородку, убрать с глаза повязку, представить, как разглаживаются морщины и заживает потрескавшаяся кожа. Смотрел и — нет, не мог узнать.

Заказчик скорчил забавную гримаску и внезапно подмигнул — Одо аж вздрогнул.

— Да, полагаю, я несколько изменился с того премерзкого дня. Но тебя-то, братец, узнать совсем невозможно. Так что мы в равном положении.

Одо открыл рот, еще не зная, что скажет, но человек кивнул на дверь.

— Э, нет! Давай бегом! Письма, парень, письма!

И Одо вымелся на улицу.

Остановившись под фонарем на крыльце, он вытащил из куртки первое письмо и поднес к свету, желая получше разглядеть оттиск на сургуче. Изображение было простым — оно представляло собой треугольный щит, края которого оплетало какое-то вьющееся растение. Три плети тянулись к центру, где в узорном листе образовывали вензель в три буквы.

Б. А. Т.

По сравнению с причудливыми гербами виорентийской знати этот казался совсем незамысловатым. Одо пожал плечами, спрятал письмо и решительным шагом направился к темному переулку, туда, где желоб водостока низко нависал над землей.

Теперь он точно знал, где и когда видел этого человека.

В тот день, когда над Виоренцей первый и последний раз на его памяти звонил набат.

В тот день, когда он впервые усомнился, что его отец — достойный человек.

Это был серенький уютный день середины осени, когда солнце уже устает лить свой жар на землю, но гнилые ливни еще только рождаются за горами, и лишь изредка появляются первые признаки грядущего ненастья: тянутся тонкие облачка, и изредка сыпется мелкий нестрашный дождичек.

Одиннадцатилетний Одо Бернарди сидел с ногами на подоконнике в своей комнате, грыз яблоко и смотрел, как эти самые облака ползут над городскими флюгерами.

Обычно вот так праздно проводить время ему не разрешалось, но сейчас родителям было не до него: все семейство только что вернулось из уличного храма после утреннего обряда, и теперь отец с матерью вызвали повара и обсуждали, что подать на ужин. Ждали каких-то важных гостей. Девчонки ушли к себе — брата они в свои игры принимали редко, да он и не рвался.

Одо наслаждался бездельем и яблоком и предвкушал, как вечером, когда соберутся гости, спокойно дочитает наконец «Деяния полководцев древности» Флавиана Цинны, которые дед подарил ему на день Радостного солнца.

Отец считал, что будущему законнику такие книги не особо надобны, но с почтенным тестем спорить не стал. Одо завладел книгой, но так как написана она была, естественно, на квеарне, то поначалу чтение каждой главы превращалось в сражение со словарем и памятью. Сейчас же дело шло куда легче, чем летом, так что Одо даже грустил: когда еще попадется такая интересная книжка. Как-то даже не верилось, что автор жил аж тыщу с лишком лет тому назад.

Где-то вдалеке застучали копыта. Звуки, быстрые и тревожные, стремительно нарастали. Одо толкнул ставню и высунул голову наружу.

Вниз по улице, прямо к площади, на которой стоял его дом, во весь опор неслись два всадника. Один чуть вырвался вперед, неистово нахлестывая лошадь, другой догонял, отставая всего лишь на лошадиный корпус.

Всадники влетели на площадь, и тут преследователь решился на отчаянный поступок — он бросил поводья и, на полном скаку свесившись с седла, вцепился в плечи беглецу, буквально сдернув того наземь. Но и сам не удержался, рухнув на булыжную мостовую. Противники покатились по камням.

Одо оторопело глядел, как они дерутся. Это не был благородный поединок, о каком пишут в рыцарских романах, нет, это была схватка не на жизнь, а на смерть, грязная и жуткая. У преследователя был кинжал, у беглеца странный короткий клинок, и оба старались отвести оружие от себя и дотянуться до соперника. И кажется, это удавалось: пыль на мостовой сделалась красной.

Надо было позвать родителей, но Одо словно примерз к подоконнику.

Пару раз Одо казалось, что преследователь побеждает, но каждый раз, когда он мог нанести смертельный удар, он словно удерживал руку, стремясь скорее обезоружить противника, чем