Император Юстиниан Великий и наследие Халкидонского Собора - Михаил Вячеславович Грацианский

в отношении своей персной природы. Ибо по необходимости сохраняется и то и другое применительно к единому поистине Сыну: и бесстрастность по божеству и страдание по человечеству, ибо пострадала его плоть» (Cyrillus. Epistula ad Succensum. I // ACO. I.1.6. P. 160.19–161.8).

А в тринадцатой главе «Схолий» тот же святой Кирилл, равным образом отвергая тех, кто вводит двух Сынов и говорит о единой природе божества и плоти Христа, пишет следующее:

«Итак, следовательно, нельзя разделять единого Господа Иисуса Христа особо на человека и особо на Бога; но утверждаем мы, что един и неизменен Иисус Христос, зная о различии природ и блюдя (τηρεῖν) их неслиянными друг с другом» (ACO. I.5. P. 222.31–33).

Если, стало быть, как учит иже во святых Кирилл, Господь наш Иисус Христос, будучи единым, совершенным в божестве и вместе с тем совершенным в человечестве, пострадал в отношении не божественной природы, но природы персной, то святой отец знал и о различии природ, и о том, что они сохраняются неслиянными друг с другом в единой ипостаси. И, [стало быть], ясно, что [святой] отец говорит, что следует познавать Одного и Того же и в божественной, и в человеческой природе и что в Нем есть и та, и другая, из которых Он и составился. И да не будет никто настолько безумен, чтобы полагать, что правы те, кто называют единой природу или сущность плоти и божества Христа: божественную и персную, страдающую и бесстрастную.

Поскольку и с другой стороны пытаются некоторые доказать, что едина природа божества и человечества Христова, предлагая пример человека и говоря, что как человек, состоя их разноприродного, то есть души и тела, все-таки считается единой природой, поскольку все ипостаси или же лица сводятся к одному и тому же виду. Ведь пусть даже если все ипостаси или лица, как, например, Петр и Павел, своими особенностями в высшей степени различаются, однако же они не разделяются в отношении природы, ибо и тот и другой — человек. И, опять же, ни душа без тела, ни тело без души — не человек, но был он создан из не сущего к бытию (ἐκ μὴ ὄντος εἰς τὸ εἶναι) [состоящим] из души и тела. И всякая тварь хотя и состоит из различного, однако подразумевается, что имеет единую природу, — ту, согласно которой была она сотворена Богом. Христос же не так: Он не обнаруживает единую природу или сущность, общую для всех ипостасей или лиц, как человек (если бы с Ним было так, много бы нашлось Христов, сводимых к общей природе, каковое даже сказать будет нечестиво). Но и не изначально из божества и человечества, как человек из души и тела, создан был Христос, чтобы стало это природой Христа, но Слово, будучи Богом предвечно и будучи той же природы или сущности, что и Отец, а также будучи Творцом всего, в конце времен стало человеком, присоединив к Себе по ипостаси природу человека, но не перестав быть Богом (μὴ ἐκστὰς τοῦ εἶναι θεός).

Итак, Христос — единая ипостась или лицо, и имеет Он в Себе совершенство божественной нетварной природы и совершенство человеческой тварной. Но как же возможно [p. 82] применительно к Тому, в Ком познаются две природы, нетварная и тварная, говорить о единой природе или сущности? Ведь если Христос — единая ипостась или лицо, но Он же единосущен Богу Отцу и единосущен нам, то, конечно же, не в отношении одной и той же природы или сущности! Если бы Христос был единой природой или сущностью, то либо, будучи бесплотен, Он был бы единосущен только Богу Отцу (поскольку едина сущность или природа божества), либо, будучи простым человеком (ψιλὸς ὢν ἄνθρωπος), Он был бы единосущен только нам (поскольку едина природа человечества), либо же, изменись бы обе природы, Он составил бы нечто иноприродное по отношению к сошедшимся [природам] и, согласно им, Христос и Богом бы не остался, и человеком не стал, а тем самым не был бы единосущным ни Отцу, ни нам.

Мыслить так — [значит] быть исполненным всякого нечестия! — Мы говорим это, зная о том, что и некоторые из святых отцов пользовались примером человека применительно к таинству Христову, но только для того, чтобы показать, что как человек из души и тела составляет одного, а не двух человек, так и Христос, составленный из божества и человечества, — един, а не разделяется на двух Христов или двух Сынов. Эти же воспользовались примером человека, чтобы ввести единую природу или сущность божества и человечества Христа, что, как мы доказали, чуждо благочестию.

Однако, хотя обличаемые всем этим правым учением отцов, они выдумывают для себя единую природу или сущность божества и плоти и переходят к дальнейшему, говоря, что не следует рассуждать о числе природ применительно ко Христу, поскольку число вносит разделение. Так вот: пусть знают они, что число, даже прилагаясь к различным лицам или ипостасям, подразумевает разделение самих предметов на [отдельные] части, как, например, применительно к двум или более человекам. Когда же [прилагается] к соединившимся вещам, то лишь на словах и в теории (λόγῳ μόνῳ xαὶ θεωρίᾳ), не подразумевая разделения самих предметов, как, например, применительно к единой ипостаси человека, состоящей из души и тела. Ведь и в этом случае усматриваются две природы: одна — души, а другая — тела, однако же из-за этого человек не разделяется на два, но признаем мы человека единым и его ипостась — единой.

Следовательно, и применительно к произошедшему в таинстве Христа соединению если соединившееся и признается различным, однако не реально (πραγματικῶς), а то, из чего составился Господь наш Иисус Христос, стоит не по отдельности друг от друга. И, конечно же, осознавая различие и желая его обозначить, принимаем мы число и говорим, что природ во Христе две, однако вследствие этого единый Христос не разделяется на двух Христов или двух Сынов.

Свидетелем нашим словам выступает иже во святых Григорий Богослов, который в первом слове к Клидонию пишет следующее:

«Если кто вводит двух Сынов, одного от Бога Отца, другого от матери, а не одного и того же, тот, пожалуй, не достигнет усыновления, обетованного истинно верующим (ср. Еф. 1:5). Ведь природ две — Бог и человек, так же как душа и тело; Сынов же и Богов — не два. И там же не два человека, хотя Павел и назвал так внутреннего человека и внешнего (ср. 2 Кор. 4:16)» (Exc. Ephes. XIX // ACO. I.1.2. P. 45. 24–28).

То есть, говоря