Император Юстиниан Великий и наследие Халкидонского Собора - Михаил Вячеславович Грацианский

[p. 84] Вот таким образом ясно учит иже во святых Григорий: говорящий применительно ко Христову таинству о числе лиц обличается как нечестивец, а принимающий его в отношении природ, из которых составился единый Христос, исповедует правильно, обозначая таким образом различие сошедшихся природ, но никоим образом не производя разделения на части. Ведь при том, что одна природа есть [природа] души, а другая — тела, составляется при [их] сложении единый человек, а не два человека; так и во Христе хотя и усматриваются две природы (одна — божества, а другая — человечества), однако в силу этого не вводятся два Христа или два Сына. Так что те, кто отвергает указанным образом число природ во Христе, совершенно явно отрицают их различие, внося смешение в домостроительство. Если же они признают различие, то совершенно необходимо им говорить применительно к нему и о числе неслиянно сошедшихся в единую ипостась природ. Ведь если сохраняется различие, за ним следует и число.

В подкрепление сказанного нами воспользуемся свидетельством святых отцов, чтобы показать, что и они говорили о том, что применительно к таинству Христову термины (λόγοι) разделяются согласно различию природ (божества и человечества), из которых Он составился, и к нему прилагается число; однако и они не производили реального разделения природ на части — на две ипостаси, то есть лица.

Иже во святых Кирилл говорит в толковании на Левит следующее:

«Далее, ясно узри в этом таинство Спасителя нашего и очищение посредством святого крещения. Ведь Он приказывает взять двух птиц, живых и чистых, чтобы уразумел ты из этого [упоминания] пернатых небесного человека и одновременно Бога, разделяемого (διαιρούμενον), согласно подобающему каждому из них смыслу, на две природы (ибо Слово, иже от Отца просиявшее, было во плоти от женщины), но в прочем неделимого (οὐ μεριζόμενον): ведь Христос един из двух» (PG. T. 69. Col. 576).

И далее тот же святой Кирилл во втором послании к Суккенсу пишет следующее:

«Но не учли они, что то, что обыкновенно разделяется только в теории, не обязательно уклонится от других отдельно, целиком и особо в инаковость» (ACO I.1.6. P. 162.2–4).

Иже во святых Василий в четвертом слове против Евномия, толкуя выражение «Господь создал меня и прежде холмов рождает меня» (ср. Притчи 8:22,25), пишет следующее:

«Итак, следует принимать “родил” применительно к Богу Сыну, а “создал” применительно к Принявшему образ раба. Но во всех подобных [случаях] мы говорим не о двух — особо о Боге и особо о человеке, ибо Он был един, — но разумом рассуждаем о природе каждого» (PG. T. 29. Col. 704).

А иже во святых Григорий Богослов, научая нас во втором слове о Сыне, как надлежит разумом различать в Господе нашем Иисусе Христе природы, пишет следующее:

«Когда природы мысленно разделяются, разделяются вместе с ними и имена. Послушай слова Павла: “чтобы Бог Господа нашего Иисуса Христа, Отец славы…” (Еф. 1:17) — Христа Бог, а славы — Отец, ибо если и то,

и другое — едино, то не по природе, а по схождению (τῇ συνόδῳ)» (Oratio 30 // PG. T. 36. Col. 113).

И иже во святых Григорий, епископ Нисский, в четвертом слове против Евномия, научая нас тому же, пишет следующее:

«И чтобы никто не приписал чистой природе крестное [p. 86] страдание, по-иному и яснее исправляет он заблуждение, называя Его посредником между Богом и человеками, человеком и Богом, дабы в силу того, что об “одном” говорится “два”, мыслилось о каждом сообразное: о божественном — бесстрастность, а о человеческом — домостроительство по страданию. В то время как разум разделяет соединенное по человеколюбию, но различаемое словом, он, когда проповедует возвышенное и превосходящее всякое разумение, пользуется высочайшими из имен, называя все таковое Богом, Великим Богом и силой Божией, а когда описывает словами испытание страстей, взятое на себя [Словом] по необходимости ради немощи нашей, уже по-нашему (ἐκ τοῦ ἡμετέρου) нарекает и то, и другое, называя Его человеком, но не приобщая к прочей природе Того, кто обозначается этим словом, чтобы соблюсти благочестие по отношению и к тому, и к другому» (Contra Eunomium. III.4. P. 131.24–132.13. Jaeg.).

Теперь, когда это таким образом доказано на основании учения отцов, пусть прекратят те, кто делает число природ Христа предлогом для собственного заблуждения, отрицать и вытекающее отсюда различие, пытаясь ввести слияние. Разве не является необходимым число, которым отцы не пользовались ни для обозначения различия соединившихся в единую ипостась природ, ни для разделения их на части?

Итак, хотя уже всячески доказано, что нечестиво говорить об одной природе или сущности божества и плоти Христа, скажем мы еще следующее: хотя и говорим мы о единой ипостаси божества и человечества Христа, невозможно говорить о единой природе Христа, поскольку природа и ипостась не тождественны. Ведь все святые отцы единогласно учат нас, что одно — природа, или сущность, или образ (μορφήν), а другое — ипостась или лицо, причем природа, сущность и образ означают общее, а ипостась или лицо — частное.

Если же скажут некоторые, что, коль скоро применительно ко Христу сказано «единая сложная ипостась», следует говорить и о сложной природе, мы докажем, что и это чуждо благочестию. Ведь мы, говоря о единой природе или сущности божества, прославляем в нем три ипостаси и признаём в каждой ипостаси ту же природу или сущность, благочестиво утверждая, что из трех ипостасей сложилась одна ипостась — [ипостась] Слова, которая соединилась с плотью. Ведь никто никогда в Соборной Церкви не осмеливался говорить, что во Святой Троице есть как три ипостаси, так и три природы, так что можно говорить о том, что одна из трех природ соединилась с плотью (συντεθεῖσθαι πρὸς σάρκα). Только лишь Арий, дерзнув сказать о трех природах Святой Троицы, был осужден как богохульник.

Итак, поэтому, согласно здравому смыслу (κατὰ τὸν ὀρθὸν λόγον), мы говорим о соединении двух природ и об одной ипостаси, поскольку сын Божий по ипостаси был иным по отношению к Отцу и, будучи той же природы что и Отец, в собственной ипостаси сотворил себе плоть, одушевленную душой разумной и умопостигаемой (νοερᾷ); это означает, что Слово Божие соединилось с человеческой природой, а не с чьей-либо ипостасью или лицом. Стало быть, Слово Божие, даже воплотившись, является единой ипостасью, познаваемой в обеих природах — в божественной, в которой она существовала, согласно [высказыванию]: