Генрих Ягода. Генеральный комиссар государственной безопасности - Леонид Михайлович Млечин

роль сыграли два фактора: во-первых, переживаемые страной трудности и возможность, как мне казалось, в связи с этим прихода к власти правых. Поэтому мне нужно было проявить некоторую активность и подчеркнуть свою солидарность с ними. Во-вторых, мое положение в ОГПУ в то время, до некоторой степени, пошатнулось. Это было в период работы в ОГПУ Акулова. Я был обижен и искал помощи у правых.

– Все же ответьте, как произошло назначение Молчанова начальником СПО?

– Вот на этом-то совещании у Томского и был поднят вопрос о необходимости принять меры к тому, чтобы не провалить работу правых и чтобы обеспечить им со стороны ОГПУ полную возможность разворота их деятельности на новой, значительно расширенной и активизирующейся основе. Стал вопрос о том, смогу ли я это сделать. Я ответил, что мне одному это трудно, что лучше бы всего посадить на Секретный отдел своего человека. И кто-то сказал, что начальник Ивановского губотдела ГПУ Молчанов известен им как правый, и его именно не мешало бы посадить начальником Секретного отдела. Это предложение я принял.

– Значит, назначение Молчанова начальником Секретно-политического отдела состоялось по решению центра организации правых?

– Да, так и было. В дальнейшем я сговорился с Молчановым о тактике нашей работы в ОГПУ. Если бы не наша предательская работа в НКВД, центры зиновьевцев, троцкистов и правых были бы вскрыты в период их зарождения – в 1931–1932 годах.

– Значит, и убийство товарища Кирова могло быть предотвращено?

– Безусловно.

– И вы это не сделали?

– Нет.

– Значит, вы являетесь соучастником этого злодейского убийства?

– Нет, я это не могу признать.

– У вас материалы о действующих террористических центрах были?

– Были.

– Киров был убит ими?

– Ими.

– Вы покрывали деятельность этих террористических организаций?

– Покрывал.

– Как же вы смеете отрицать свое соучастие в злодейском убийстве тов. Кирова?

– Я не являлся соучастником этого убийства, но несомненно должен ответить за то, что не предотвратил убийства товарища Кирова.

– Каковы были ваши личные планы?

– В 1932 году был окончательно оформлен блок троцкистов, зиновьевцев и правых. Вместе они, на мой взгляд, представляли собой довольно внушительную силу. В среде организации правых зрела мысль о дворцовом перевороте. Я лично в эти планы правыми не был посвящен. И мне было понятно почему: коль скоро речь шла о дворцовом перевороте, то здесь они могли обойтись и без меня. Охрана Кремля тогда была не в моих руках. Мне казалось, что, ежели им удастся прийти к власти, меня могут обойти.

И вот, чтобы не оказаться в дураках, я пришел к выводу о необходимости застраховать себя на случай удачи заговора правых и троцкистов и заставить их считаться со мною, как с реальной силой. И тогда я приступил к организации параллельного заговора против советской власти в аппарате ОГПУ – НКВД.

– Вы говорите, что создали заговор против советской власти внутри аппарата ОГПУ – НКВД. Вы значит, имели сообщников среди чекистов?

– Конечно, имел.

– Кого?

– О Молчанове я уже вам говорил, он был завербован мною давно. Кроме него, участниками организованного мною заговора против советской власти являлись:

1. Прокофьев – заместитель наркома внутренних дел.

2. Паукер – начальник оперативного отдела.

3. Волович – зам. нач. оперотдела.

4. Гай – начальник Особого отдела.

5. Буланов – секретарь НКВД.

6. Шанин – начальник транспортного отдела.

7. Островский – начальник административно-хозяйственного управления.

При вербовке я исходил в первую очередь из того, чтобы во главе ведущих отделов ОГПУ – НКВД стояли мои люди, мне преданные, нужные мне для практического выполнения заговора и обеспечивающие меня от провала.

1. Молчанов. Он был начальником Секретно-политического отдела. Он страховал меня от возможности провала тем, что по моим указаниям тормозил вскрытие организации правых, «тушил» отдельные провалы этой организации и докладывал мне о деятельности троцкистов, зиновьевцев и правых. По его докладам я все время внимательно следил за нарастанием или ослаблением их активности и в связи с этим строил и свои планы.

2. Прокофьев. Он был моим заместителем. Был близким мне человеком. Наблюдал я за ним давно. Знал, что он человек глубоко антипартийный. Ходил когда-то в троцкистах. В разговоре с ним на общеполитические темы он всегда поддакивал моим осторожно пущенным, критическим замечаниям. Посвящен он был постепенно во все.

3. Паукер. Его вербовка имела, конечно, первостепенное значение. Он непосредственно ведал охраной членов правительства. На него, на случай конкретного выполнения заговора, падала основная работа: обеспечение ареста членов правительства. Это был наиболее близкий мне человек и наиболее преданный.

4. Гай. Окончательно разложившийся и преступный человек. Сифилитик. Он был близок с Прокофьевым и завербован был по его совету. В плане заговора ему отведена была роль наблюдения и связи с военными из РККА, к отбору из их состава людей, которых можно будет использовать в заговорщических целях. Он легко это мог выполнять потому, что, будучи начальником Особого отдела, он знал настроения разных военных работников. Был введен в курс моих планов и выполнял мои поручения.

5. Волович. В 1931 году он, бывший тогда начальником отделения ИНО (до этого он был нашим резидентом во Франции), зашел ко мне в кабинет и рассказал, что завербован германской разведкой. Я предупредил его, что покрою этот его предательский акт, если он будет впредь выполнять все мои поручения. Волович согласился. Он был после этого переведен заместителем к Паукеру и ведал там техникой. Его я использовал в плане организации для меня возможности подслушивания правительственных переговоров по телефону.

6. Буланов. Он был у меня на особо секретных поручениях. У него хранился мой нелегальный валютный фонд, который был мною создан в целях финансирования контрреволюционной моей деятельности, в целях «покупки» нужных мне людей. Буланов был наиболее доверенным у меня человеком, знал обо всех моих планах и, кроме того, помогал мне и в чисто уголовных моих делах.

7. Шанин. Был лично мною завербован, когда он еще являлся моим личным секретарем. Впоследствии я ввел его в курс моих заговорщических планов.

8. Островский. Его я завербовал примерно в 1934 году. Попался он мне на каких-то уголовных делах, и я вовлек его в свои собственные уголовные дела. Выполнял он отдельные мои поручения по связи с нужными людьми и по уголовным моим делам.

– Сейчас нас интересуют ваши планы заговора. Как конкретно вы мыслили себе его осуществление?

– Для этого имелся в виду арест моими силами членов советского правительства и руководителей партии и создание нового правительства из состава заговорщиков, преимущественно из правых. В 1935 году это было вполне реально, охрана Кремля, его гарнизон были в моих руках, и я мог бы это совершить. В этом направлении мною