«Ваш Рамзай». Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты». 1922–1930 годы. Книга 1 - Михаил Николаевич Алексеев

Дидушок был сначала против знакомства с «иностранцем», но Горбатюк заявил, что было бы крайне желательно, чтобы «Барон» с ним познакомился, «ибо у него, как завербовавшего его, может быть о нём субъективное мнение». Он же, «Барон», может быть, вынесет другое впечатление. Кроме того, теперь у «иностранца» такое психическое состояние, когда его надо подкрепить и морально подбодрить, говоря, что к нему мы относимся не как к простому покупному источнику, а как к своему человеку. Одним словом, дать ему почувствовать почву под ногами. Ясно, что, это чувство у «иностранца» лучше всего мог подкрепить представитель Центра.

О встрече с «иностранцем» «Барон» не пожалел, «ибо вынес из этой встречи очень положительное впечатление». «Иностранца» Дидушок, как оказалось, знал по Берлину и Варшаве. В 1920 году он несколько раз встречал «Иностранца» в Берлине в Украинском посольстве на приёме у Порша, где он и ещё два французских офицера-лётчика, получали от Петлюровского правительства маленькие субсидии. Их держали для связи с Антантой. «Иностранец» Дидушка не узнал. «Иностранец» приехал в Россию, как авиатор с французской военной миссией в 1915 году. Во время войны оказался на территории, занятой Петлюрой, и остался служить до 1920 года.

Для «Барона» было совершенно ясно, как «Иностранец» «докатился до Китая и стал советником националистического правительства и их шпионом». «Он – чистейший продукт военного времени, который, вкусив немного у Петлюры дипразведочной работы, уже окончательно переменил руль аэроплана на более интересную „интелидженс сервис“. Так как война почти везде кончилась на больших ролях маленьких людей в Европе не садят, то, естественно, для него открылось поле работы в Китае». По словам «Громова», как в Харбине, так и в центре к «иностранцу» относились с предвзятым мнением. Это обстоятельство заставило «Барона» во время подготовки отчёта взвесить каждое слово, относящееся к «иностранцу». И Дидушок вынес впечатление, что «Иностранец» «относится к нам искренне и желает у нас работать». «Просто он потерял базу. – Отмечал „Барон“. – Китай таковой ему дать не может. Сталкиваясь с практической китайской действительностью, ни один европеец, всецело материально и морально завися от них, этим довольствоваться не может; у него всегда будет тяготение к европейским интересам. В данном случае у него все мосты к другим европейцам разобраны, остались мы, Он к нам и пришёл, тем более, что он всю европейскую войну провёл в России и свыкся с нашей обстановкой и видит, что работая у нас, у него могут открыться такие перспективы, которых он у других иметь не будет. Я не знаю, был ли капитан Садуль раньше в партии, он ведь тоже осколок какой-то французской миссии, а что из него сделала наша революция, мы знаем, не исключено и здесь то же самое. Сознательного предательства с его стороны ожидать нельзя. В его использовании надо до мелочей им руководить, потому что он не старый разведчик, а лётчик, имеющий все данные быть хорошим работником по нашей линии. Также не следует переоценивать его, как крупную „голову“, вообще, он просто средний человек с приличным образованием и хорошими манерами. Кроме информационной работы, мы можем через него ввести в нужные китместа своих людей. Моё мнение, что через него можно было бы многое достичь. Всё зависит от нас, кто и как будет им руководить».

Подводя итог инспектирования «организации Алексеева», «Барон» пришёл к заключению, «что наша работа в Шанхае велась совсем плохо, не говоря о налаживании таковой». «Мы даже не сумели использовать то, что у нас имелось, а возможности были и есть. Кроме того, надо ещё иметь в виду, что при умелом кооперировании нашей нелегальной деятельности с работниками, занятыми в разных наших торговых учреждениях, мы можем извлечь пользу и иметь результаты, которые без таковой нам часто не доступны. Такую кооперацию работы я понимаю, как первичная вербовка, частичная её обработка нашими официальными лицами на предмет передачи её для дальнейшей разработки нелегальному аппарату».

К неиспользованным возможностям Дидушок совершенно ошибочно отнёс легальные возможности, которые предоставляли всё ещё сохранившиеся в Шанхае разные наши торговые учреждения. И, искажая существо нелегальной работы, он предлагал осуществлять «умелую» кооперацию нелегальной деятельности с легальной служебной деятельностью советских представителей, находившихся под «крышей» официальных и полуофициальных учреждений. К таким учреждениям относились в первую очередь представительства КВЖД в различных городах Китая. Под «кооперацией работы» Дидушок понимал «первичную вербовку» и «частичную её обработку» советскими официальными и полуофициальными лицами на предмет передачи её для дальнейшей разработки нелегальному аппарату.

Дидушок обошёл молчанием вопрос, готовы ли советские представители за рубежом проводить, пусть даже «первичную вербовку»? Ответ, за редким исключением, отрицателен. В результате в нелегальную резидентуру передавался уже «засвеченный» человек, находящийся под контролем спецслужб.

Дидушок всё никак не мог понять настоятельной необходимости перерезать пуповину, соединявшую нелегальные резидентуры с сотрудниками разведки под «крышей» сохранившихся официальных и полуофициальных советских представительств в Китае. Нелегальные резидентуры должны были становиться по мере возможности совершенно автономными, хотя заведомо предполагалось одно исключение – продолжала сохраняться связь с официальным представительством в этой стране (в данном случае в консульстве в Дайрене и генконсульстве в Харбине) или в соседней – для приёма и передачи почты курьерами.

3.4. Первый нелегальный резидент в Шанхае

Спустя пять дней – 15 октября 1928 г. – после отъезда «Барона» в Шанхай прибыл по сути первый нелегальный резидент «Джим» – Александр Иосифович Гурвич (Гурвич-Горин)[229].

Путь в Шанхай у Гурвича лежал через САСШ (Северо-Американские Соединённые Штаты). Выехав из Москвы 20 августа 1928 г. он уже 5 сентября был в Нью-Йорке, где и приступил к выполнению намеченного плана по обеспечению своей дальнейшей дальневосточной работы.

Было сделано следующее:

«1. От Бостонской экспортной конторы, ведающей также и внешними банковскими операциями, добыто представительство, причём эта фирма может пересылать мне и деньги, как своему представителю, на мой Шанхайский текущий счёт, о котором Альфред уже телеграфно поставлен мной в известность.

2. Приобрел приемно-передаточную коротковолновую станцию на ходу, мощностью 50 ватт. Согласно журналу этой станции, имевшимся в наличии корреспондентским карточкам, эта станция нормально развивала дальность в 1500–2000 км, при наличии выброшенной снаружи антенны. Официальные позывные этой станции я передал для использования Альфреду, что облегчит им испытание их станции.

Уговорился в Бостоне с т. Целмсом[230] о переезде на помощь мне в Шанхай. Дядя Павел (Берзин Я. К. – Авт.) его знает, и он бы мне здесь очень пригодился. Расход с его переездом будет очень небольшой, а зато старый опытный работник будет сохранён за нами».

При прибытии в Шанхай производился только таможенный досмотр. Согласно