Всемирный потоп - Адам Туз

им пришли новая дисциплина управления «индустриальными отношениями» и профсоюзы, создаваемые по инициативе компаний[1013]. Коалиция Демократической партии и трудовых организаций, обеспечившая победу Вильсона на выборах в 1912 и 1916 годах, распалась.

III

В конце 1919 года генеральный прокурор Палмер выступил с новогодним посланием, в котором обещал продолжить неустанную борьбу против «красного движения», угрожающего всему социальному строю Америки. И под угрозой были не только магнаты из US Steel. «Двадцать миллионов человек в нашей стране владеют облигациями «Займа свободы»», — напоминал Пальмер своим слушателям[1014]. «Красные хотят забрать их. Одиннадцать миллионов человек хранят сбережения в банках, а у 18.6 млн человек имеются депозиты в национальных банках— и красные нацелились на них». Эта оголтелая демагогия скоро превратила Палмера в посмешище. В 1920 году «красная угроза» пошла на спад так же быстро, как и волна забастовок.

Однако сохранялась совершенно реальная угроза сбережениям миллионов американских семей, и исходила она не от анархистов или иноземных радикалов, а от безымянных и вездесущих сил инфляции. К октябрю 1919 года даже в Америке, где общество было лучше, чем где-либо, защищено от последствий войны, индекс стоимости жизни вырос на 83.1% в сравнении с 1913 годом[1015]. Вплоть до конца 1917 года рост зарплат серьёзно отставал. Только в 1918 году это отставание удалось наверстать в результате военной мобилизации экономик[1016]. Однако с ускорением инфляции в 1919 году реальные зарплаты вновь уменьшились. Можно было бороться с забастовками, используя сформированные из бандитов охранные агентства. Судебные предписания могли запугать профсоюзных лидеров. Можно было пойти на уступки, даже согласиться на восьмичасовой рабочий день. Генеральный прокурор Палмер обещал покончить с незаконной торговлей и спекуляцией[1017]. Но всё имело мало отношения к трудностям, с которыми столкнулись десятки миллионов людей, чей жизненный уровень упал в результате резкого скачка цен. В мае 1919 года демократы штата Массачусетс направили находившемуся в Париже Вильсону телеграмму, в которой напоминали ему о том, что «граждане Соединённых Штатов ожидают Вашего возвращения и помощи в снижении стоимости жизни, считая это гораздо более важным, чем Лига Наций»[1018]. Обращение осталось без ответа. В конце 1919 года для обеспечения достойного «американского» уровня жизни хватало 2000 долларов в год. К тому времени, когда началась забастовка, неквалифицированные рабочие на US Steel требовали повышения зарплаты хотя бы до 1575 долларов в год, что обеспечило бы им скромное существование[1019]. Именно эта действительность, а не подрывная деятельность большевиков вызвала волну забастовок 1919 года, когда в 3600 отдельных выступлениях приняли участие 5 млн американских рабочих, что было своеобразным рекордом.

Причиной этих социально-экономических неурядиц в США и в остальном мире была не подрывная деятельность, не падение морали, а финансовый дисбаланс, вызванный войной. Последний выпуск облигаций «Займа свободы», названный «Займом победы», состоялся весной 1919 года и был направлен на то, чтобы использовать избыточную покупательную способность и консолидировать правительственные финансы. Этот заём принёс 4.5 млрд долларов. Но так как во время войны средства на приобретение облигаций брались большей частью не из сбережений, а за счёт банковских кредитов, это вело лишь к усилению инфляционного давления. В течение 1919 года объём бумажных денег в обороте вырос на 20%. При таком уровне инфляции нельзя было не ожидать, что рабочие начнут организовываться, чтобы выступить в защиту уровня своей жизни.

На финансовых рынках также наблюдались признаки беспокойства. Осенью министерство финансов пыталось рефинансировать 3 млрд долларов в краткосрочные сертификаты[1020]. Рынки неохотно шли на долгосрочные займы, ожидая существенных изменений условий кредитования, и достаточно скоро. Однако в последние недели 1919 года в противостоянии участвовали не только президент и Конгресс или профсоюзы и генеральный прокурор. Необычного уровня достигли трения между министерством финансов и Федеральным резервом. Желая привлечь долгосрочные инвестиции и остудить рынок, нью-йоркское отделение ФРС во всеуслышание требовало повышения процентных ставок[1021]. Однако на всём протяжении 1919 года, поскольку инфляция росла, а золотой федеральный резерв сокращался, министерство финансов противилось этому. Дилемма заключалась в том, что любое значительное повышение процентных ставок влекло за собой обесценивание огромного числа облигаций «Займа свободы», по которым доход составлял лишь 4.25%. Повышение ставок по новым займам означало резкое снижение ликвидности облигаций «Займа свободы» и ущемление интересов тех, кто отдал свои накопления на нужды военной мобилизации экономики. Как заявил 4 сентября 1919 года на заседании Совета управляющих ФРС заместитель министра финансов Рассел Леффингвелл, если цена облигаций «Займа свободы» упадёт ниже 90 центов за доллар, это вызовет непредсказуемую реакцию в Конгрессе и панику на рынке ценных бумаг. Ситуация осложнялась необычайно широким распространением облигаций и их чрезвычайно низкой доходностью, которая была определена на момент выпуска. Никогда прежде федеральное правительство не сталкивалось с государственной задолженностью такого масштаба. До войны держателями государственных облигаций выступали в лучшем случае несколько сотен тысяч состоятельных инвесторов. Теперь речь шла об активах миллионов обычных домашних хозяйств. Во второй половине 1919 года, несмотря на потребность в новых деньгах, министерство финансов было вынуждено израсходовать 900 млн долларов для выкупа находящихся в обращении облигаций «Займа свободы» и поддержания цены на них[1022].

С позиций Европы Америка представляла собой единственный нетронутый невзгодами мировой финансовый центр. Доллар был единственной главной международной валютой, которая могла похвастаться твёрдым золотым обеспечением. Правда, инфляция делала выгодным приобретение золота за доллары, и к концу 1919 года соотношение золотых запасов к количеству банкнот, находящихся в обращении, в нью-йоркском отделении ФРС упало до 40.2%, что было на грани допустимого законом. Надвигавшийся кризис заставил управляющих нью-йоркским отделением ФРС принять решение о приостановке действия десятидневного периода льготного кредитования. Однако общий Совет управляющих ФРС отказался пойти на столь решительный шаг. Управляющий Стронг, главный человек в нью-йоркском отделении ФРС, был вне себя. Именно отказ министерства финансов своевременно повысить процентные ставки поставил под удар нью-йоркские банки. Стронг «покорно» выполнит распоряжения министерства финансов и Совета управляющих ФРС, «но после этого он скорее подаст в отставку, чем будет продолжать подобную политику»[1023].

26 ноября 1919 года на заседании Совета управляющих ФРС в Вашингтоне Леффингвелл выступил с резким личным выпадом против Стронга, обвинив его в попытке «наказать министерство финансов США за неподчинение диктату со стороны управляющего Федерального резервного банка Нью-Йорка». Леффингвелл обвинил Стронга в том, что тот «в сговоре с британцами манипулирует движением потока золота через Атлантику в ущерб Америке». До 15 января 1920 года министерству финансов предстоит занимать 500 млн долларов каждые две недели. До тех пор