Хозяйка заброшенной сыроварни - Саша Блик

так что сейчас определить на запах хоть что-то было невозможно. И это ещё полбеды – прямо на моих глазах по полу расползалось тёмное пятно. Вероятно, когда-то это было масло.

— Та-ак, — протянула я. — Срочно выносим мешки. Если масло до них доберётся, есть будет нельзя.

— Почему? — удивился парень.

Я только отмахнулась. И первой подхватила мешок с сухофруктами. Вернее, попыталась. Потому что в одиночку я его и сдвинуть не смогла.

— Я помогу! — спохватился Марик.

Вдвоём мы кое-как вытащили первый мешок. Но пятно, разумеется, и не думало останавливаться. Оно постепенно расширялось. И если ничего не предпринять, минут через десять грозилось добраться до перловки.

— Надо вынести всё, что есть, — вздохнула я. — А потом убраться там. И пятно вытереть… Эх, мне бы пылесос. Или хотя бы швабру.

Я слабо представляла, как выгребать из кладовки грязь. В арсенале имелась только та самая разорванная сорочка. Разве что веник связать. Но где я найду сухие прутья?

— Только подожди минутку, — спохватилась я. — Сейчас, кашу проверю.

Проверка заняла несколько минут. Вытащить кашу, поднять крышку, зачерпнуть немного, глубоко вздохнуть – не готова, – подкинуть ещё дровишек побольше. И засунуть горшочек обратно. Я как раз закрывала печь заслонкой, когда из кладовки появился озадаченный Марик, покачивая в руках…

— Да ладно! — выдохнула я. — Они здесь всё-таки есть?!

Конечно, местный аналог швабры отличался от тех, что использовались на моей родине. Однако основной элемент имелся: длинное древко, к которому снизу крепилась широкая щётка. Такой и подметать удобно, и пол можно помыть, если сверху набросить многострадальную сорочку.

И как я её раньше не заметила?..

4-4

Впрочем, у меня не было ни желания, ни времени, чтобы задаваться вопросом о собственной невнимательности. В четыре руки мы с Мариком кое-как освободили кладовку. Быстро перекусили сушёными яблоками и овощами – хоть как-то притупить голод. И принялись убираться.

Для этого пришлось пожертвовать простынёй. Беднягу мы пустили на лоскуты и обмотали лицо, чтобы не чихать. Марик недоумевал, но я настояла. В воздухе клубилась пыль. А вкупе с рассыпавшимися специями запах стоял отвратительный. И это я ещё молчу о возможных спорах плесени – нет уж, лучше пожертвовать простынёй, чем потом страдать.

— Можешь запустить светлячок? — уточнила я, взяв в руки щётку. — Света не хватает.

Марик покачал головой.

— Нет, конечно. Этому только в академиях учат.

— Но ты же поджёг дрова, — удивилась я.

— Поджечь могу, — не стал спорить он. — Или огонь на ладони подержать. Но не слишком долго. Минуту, две…

Последнее было сказано как-то неуверенно. Судя по всему, две минуты для Марика тоже было трудновато.

Что ж, свечи так свечи. Тем более, с тем, чтобы поджечь фитилёк у парня не возникало никаких проблем.

Пол я подмела и отправила Марика выносить мусор (железный совок нашёлся здесь же, за печкой – вместе с остатками полуистлевшего веника). Сама же намотала на щётку сорочку и принялась за мытьё пола.

К счастью, места в кладовке было не много, так что управилась я довольно быстро. Несколько раз вымыла пол (Марик каждый раз бегал с ведром на улицу за чистой водой), а заодно протёрла стены и уцелевшие полки.

И снова выяснилось, что под слоем грязи прятался довольно свежий настил. Хотя, казалось бы, откуда ему взяться в заброшенном здании. Нахмурившись, я обернулась к навесным полкам. Подёргала. И окончательно перестала что-либо понимать. Полки выглядели новыми и держались крепко. Как такое вообще возможно? Не могла же только нижняя быть трухлявой.

От размышлений меня отвлёк отчётливый запах гари. Спохватившись, я выскочила в кухню и бросилась к печи. Потянулась к заслонке и зашипела от боли: обожглась! Быстро обмотав руку простынёй, сняла заслонку.

В печи полыхал огонь, облизывая несчастный горшочек с нашим завтраком. Хотелось вцепиться себе в волосы, но вместо этого я вцепилась в ухват и, наконец, вытащила горшок, успевший хорошенько подкоптиться с одной стороны.

Каша выглядела плачевно. Часть разварилась до состояния клейстера и налипла на тот бок, что стоял ближе к огню. Часть – оставалась сырой и даже понемногу плавала в остатках воды. Пахло палёным.

Желудок взвыл. Я сглотнула слюну. Есть хотелось неимоверно. Но кидаться на вот это ?

— Как-то не слишком вкусно выглядит, — отметил Марик.

А то я не знала! В своём мире я бы ни за что не стала есть этот кошмар. Но разве у меня был хоть какой-то выбор?

— Выберем то, что есть, — обречённо предложила я, — а потом сходим поесть в деревню. Ты говорил, там есть трактир?

— Есть, — не стал спорить Марик. — Но там только за деньги кормят.

В этом я и не сомневалась. Однако сейчас мне было так плохо, что я была готова отдать всё, что у меня было, за тарелку супа. А лучше – за кастрюльку. Собственно, я бы, наверное, бросилась в деревню прямо сейчас. Но после уборки охватила такая слабость, что я боялась попросту не дойти.

Так что мы помыли руки, по очереди поливая друг другу чистой воды из ведра, сполоснули миски – и принялись есть. Благо, в процессе уборки кладовой нашлись и миски, и ложки, и даже несколько кружек. Хоть гостей зови, в самом деле.

Съедобной каши оказалось не слишком много. Она кучковалась посерединке между пластом пригоревшего нечто и недоваренной крупой. Она выглядела весьма подозрительно и всё ещё отдавала гарью. Однако мы съели всё – даже ещё немного сырой крупы зачерпнули. Несъедобные остатки я пока что бросила на столе – мыть горшок я пока что была не готова. Да и не в чем. Из воды осталась половина лохани, и её я планировала использовать, чтобы помыть себя – вечером, к сожалению. Как бы ни хотелось привести себя в порядок прямо сейчас, есть хотелось сильнее. Безвкусная каша голод притупила, но я чувствовала, что это ненадолго.

Так что я наскоро переплела косу, одёрнула одежду (в зеркало решила не смотреться, чтобы не расстраиваться) и скомандовала:

— Веди!

Глава 5

Прежде, чем уйти, я закрыла входную дверь