История частной жизни. Том 5: От I Мировой войны до конца XX века - Филипп Арьес

а их активисты, защищенные законом от неправомерных увольнений, — право заниматься профсоюзными делами в рабочее время; время, отдаваемое профсоюзной деятельности, зависело от размеров предприятия. До 1968 года это было нарушением установленного порядка, а после принятия закона стало правомерным явлением.

Новая норма наемного труда

В результате этой двойной эволюции труд вышел из частной сферы; работа на дому стала исключением из правил, даже если человек работал на себя; а наемный труд — это больше не работа на дому у нанимателя: это дело обезличенное, подчиняющееся формальным правилам и коллективному арбитражу; процесс наемного труда протекает отныне в обезличенном пространстве, где имеют вес выборные органы, а не только патрон.

Безусловно, эта эволюция шла не без трудностей. Частная жизнь, отделенная от процесса труда, различными способами пыталась проникнуть в сферу труда, о чем мы потом поговорим подробнее. Новое положение вещей не удовлетворяет в полной мере ни потребителей, ни производителей. То, что раньше защищало от проникновения патрона предприятия в частную жизнь работника, теперь стало рассматриваться некоторыми как закабаление со стороны бесчеловечной бюрократии. В обществе появилось стремление к гуманизации трудовых отношений, что, на наш взгляд, влечет за собой новую эволюцию и, не ставя под вопрос принадлежность труда к публичной сфере, предлагает новые нормы существующих в ней отношений.

Реванш частной сферы не очевиден, если не принимать во внимание, что частная жизнь изменилась сама по себе и в рамках семьи. Решительное отделение труда от семьи привело к глубоким переменам в частной жизни.

СЕМЬЯ И ИНДИВИД

На первый взгляд, эволюция семьи очевидна: семья потеряла свои «публичные» функции и сохранила лишь «частные». Часть когда-то доверенных ей задач постепенно перешла к коллективным инстанциям — обобществление определенных функций закрепляет частную жизнь за семьей. В этом смысле можно говорить о «приватизации» семьи{11}.

При всей справедливости проведенного анализа надо признать его недостаточность. Семья, которая выполняет отныне лишь частные функции, теперь не та, что имела, помимо частных, функции публичные. Изменение функций влечет за собой изменение в сути: семья слабеет; приватизация семьи ведет к ее деинституционализации. Наше общество движется к «неформальной» семье. Однако надо сказать, что в лоне семьи индивиды получили право иметь свою автономную частную жизнь. Частная жизнь в некотором роде дублируется: в рамках частной жизни семьи выделяется частная жизнь ее членов. На горизонте мы видим одиночек, ведущих исключительно индивидуальную частную жизнь.

ПРОСТРАНСТВО ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ

Как правило, частная жизнь семьи, пары скрыта от общества глухой стеной. Граница между частным и публичным во французском обществе более ярко выражена, чем в англосаксонском мире. Например, во Франции не существует британской практики bed and breakfast, допускающей иностранцев в домашний мир. В XIX веке французы предпочитали отправлять детей в интернаты, если учебное заведение находилось слишком далеко от дома, а не селить их в семьях учителей или снимать им комнату у горожан, как это было принято в Германии. Коротко говоря, то, что происходит в домашнем мирке, является частной жизнью.

Таким образом, понять изменения, произошедшие в частной жизни в XX веке, можно, изучив эволюцию материальной жизни: история частной жизни — это прежде всего история пространства, на котором разворачиваются ее события.

Ослабление семейных связей

Завоевание пространства

XX век — век освоения пространства, но не в том смысле, как это делали космонавты: французское население в массе своей завоевывало домашнее пространство, необходимое для частной жизни.

С начала века и вплоть до 1950-х годов наблюдался разительный контраст между образом жизни буржуазных и простонародных семей. У первых было достаточно места: были комнаты для приема посторонних, кухня и примыкающие к ней помещения, где жили служанки (одна или несколько), своя спальня для каждого члена семьи и нередко еще несколько комнат. Прихожая, коридоры надежно отделяли эти помещения одно от другого. Этим просторным квартирам, этим буржуазным домам противопоставлялось народное жилье. Рабочие и крестьянские семьи жили в одной комнате на всех, иногда в двух.

Многие деревенские дома состояли всего из одной комнаты, где разводили огонь, готовили пищу и спали. Врачи, изучавшие в начале XX века ситуацию с гигиеной сельских домов, например, в Морбиане или Йонне, дают нам описание этих общих комнат: иногда в них было до четырех кроватей, в которых люди спали минимум по двое[25]. Только в домах самых зажиточных фермеров есть еще одна комната. В начале века и в особенности в период между войнами появление одной или двух дополнительных комнат в деревенских домах говорило о том, что дела хозяев шли неплохо. О том же говорят и размеры помещений: описаны дома поденщиков, состоявшие из двух маленьких комнат, и богатые фермы, размеры помещений в которых весьма внушительны. Конечно, если принять во внимание их многофункциональность, они не велики: в Йонне в среднем всего лишь 25 квадратных метров.

Городские дома были более разнообразны. Часто, однако, они тоже состояли из одной или двух смежных комнат, одна из которых, конечно же, была кухней. В 1894 году 20% населения Сент-Этьена, 19% — Нанта, 16% — Лилля, Лиона, Анжера или Лиможа жили в домах, где была всего одна комната. Жан Геенно в своих воспоминаниях дает нам живую картину подобного жилья: «У нас была всего одна комната. Там работали, ели, иногда по вечерам даже принимали гостей. Вдоль стен стояли две кровати, стол, два шкафа, буфет, газовая плита, по стенам были развешаны кастрюли, рядом — семейные фотографии, портрет царя и президента Республики. <…> Через всю комнату были натянуты веревки, на которых всегда сушилось белье. <…> Под высоко расположенным окном была обустроена „мастерская“ — стояла мамина швейная машина, отцовский сундук и большой бак с водой, в котором всегда плавали обувные заготовки и подошвы»[26]. И это была сравнительно неплохая ситуация, поскольку речь идет о недавно построенном доме в маленьком городке. Старые дома в крупных городах были гораздо теснее.

Перенаселенность была правилом; впрочем, сам Жак Бертильон считал, что порог перенаселенности составлял два человека на комнату. Согласно переписи от 1906 года, 26% жителей городов численностью 5000 человек проживали в комнате более чем по двое, 36%— по двое или, во всяком случае, более чем по одному, 16,8% — по одному и лишь 21,2% жителей располагали более чем одной комнатой на человека[27]. В шахтерских поселках в конце XIX века жили посвободнее — в среднем семья располагала тремя комнатами площадью 70 квадратных метров; так было, например, в домах шахтеров угольной компании Анзен. Но эти немногочисленные