Царские письма. Александр III – Мария Федоровна. Николай II – Александра Федоровна - Александр Николаевич Боханов

Я утром в постели пишу и «Jimmy» спит у Меня прямо под носом и мешает писать. Ортипо[853] на ногах, теплее им так. Подумай, добрый Макаров[854] послал Мне 2 месяца тому назад Святого Симеона Верхотурского, Благовещенье, из «mauve» комнаты[855] и из спальни над умывальником Мадонна; 4 маленькие гравюры над «mauve» кушеткой, 5 пастелей Каульбаха из большой гостиной, сам все собрал и взял – мою голову (Каульбаха).

Твой увеличенный снимок из Ливадии, Татьяна и Я, Алексей около будки с часовыми, акварели Александра III, Николая I. Маленький коврик из спальни – Моя соломенная кушетка (она стоит в спальне теперь и между другими, та из роз от Сайде Муфти-заде, которая всю дорогу с нами сделала). Последнюю минуту ночью ее взяла из Царского Села и спала с ней в поезде и на пароходе – чудный запах Меня порадовал. Ты имеешь известие от Гахама?[856] Напиши ему и поклонись. Сыробоярский был у него летом, помнишь его? Он теперь во Владивостоке.

22 градуса сегодня, ясное солнце. Хочется фотографию послать, но не решаюсь по почте. Помнишь Клавдию М. Битнер, сестра милосердия в Лианозовском лазарете, она дает Детям уроки, счастье такое. Дни летят, опять суббота, всенощная в 9 часов. Устроились уютно с Нашими образами и лампадами в углу залы, но это не церковь.

Привыкли эти 3 ½ года быть почти ежедневно до лазарета у Знамения – очень недостает. Советую Жилику написать. Вот перо опять наполнили! Посылаю макароны, колбасы, кофе – хотя Пост теперь. Я всегда из супа вытаскиваю зелень, чтобы бульон не есть, и не курю.

Все мне так легко и быть без воздуха, и часто почти не сплю, тело Мне не мешает, сердце лучше, так как Я очень спокойно живу и без движений, была страшно худа, теперь менее заметно, хотя платья как мешки и без корсета еще более худая. Волосы тоже быстро седеют. Дух у Всех Семи бодр. Господь так близок, чувствуешь Его поддержку, удивляешься часто, что переносишь вещи и разлуки, которые раньше убили бы. Мирно на душе, хотя страдаешь сильно, сильно за Родину и за тебя, но знаешь, что в конце концов всё к лучшему, но ничего больше решительно не понимаешь – все с ума сошли.

Бесконечно тебя люблю и горюю за Свою «маленькую дочку», – но знаю, что она стала большая, опытная, настоящий воин Христов. Помнишь карточку Христовой Невесты? Знаю, что тебя тянет в монастырь (несмотря на твоего нового друга!). Да, Господь все ведёт, всё хочется верить, что увидим ещё храм Покрова с приделами на своем месте – с большим и маленьким монастырем. Где сестра Мария и Татьяна?

Мать генерала Орлова[857] писала. Знаешь, Иван[858] был убит на войне, и невеста убилась из отчаяния, лежат они с их отцом. Алексей на Юге, не знаю где. Привет Моим дорогим уланам и отцу Иоанну, всегда о них всех молюсь.

После годовщины, по Моему, Господь умилосердиться над Родиной. Могла бы часами ещё писать, но нельзя. Радость Моя, сожги письма всегда, в наши тревожные времена это лучше, у Меня тоже ничего не осталось прошлого, дорогого.

Мы все тебя нежно целуем и благословляем. Господь велик и не оставит своей всеобъемлющей любви… бодрствуй. Буду особенно вспоминать в Праздник, молиться и надеяться, что увидимся, когда, где и как одному Ему известно и будем всё Ему передавать, Который лучше нас всё знает.

№ 29

А.А. Вырубовой (открытка)

Тобольск, 9 декабря 1917 г.

Сердечный привет вам всем и отцу Кибардину[859], другим служащим и отцу Досифею, Берчику, хозяйке милой. Часто всех вспоминаем. Живем хорошо. Очень холодно – 23 градуса. Но яркое солнце – все здоровы. Как Бобков и его жена? Живут ли они ещё в домике с матушкой? Думаю о постройке церкви, как катались на маленьких санях[860]. Грустно, но Бог милостив.

№ 30

М.М. Сыробоярской

Тобольск, 9 декабря 1917 г.

Много о Вас, милая, думаю; грустно и тоскливо на душе. Тяжела разлука с дорогими и любимыми… без известий. Но Господь милостив и их охраняет и услышит молитвы и видит слёзы матери.

Боже Мой – эти переговоры о мире… позор величайший. А, по-моему глубокому убеждению, Господь этого не допустит[861]. По-моему, самое худшее прошло – хотя много ещё тяжелого впереди. Но душа как-то чувствует свет. Невозможно падать духом. Чувствуешь, что что-то свыше поддерживает всё время и даёт надежды на лучшие дни, светлые. Но терпеть надо еще и… молиться.

Милая, читайте теперь почаще акафист «Нечаянной Радости» (образ в Кремле). Я ее много читаю и нужна она всем крепко верующим.

Рождество близко и… мир, но мир душевный хочется видеть в русских сердцах, а не измену с немцами. Солнце сияет за тучами, мы его только не видим, но оно старается нам показаться – откроем глаза, поднимем сердца, раскроем души, призовем Матерь Божью на помощь Родине.

Сегодня праздник Нечаянной Радости[862]. Господь с Вами, милая. Горячо Вас люблю, за Вас обоих молюсь и за Россию.

Сестра.

№ 31

А.В. Сыробоярскому

Тобольск, 10 декабря 1917 г.

Какие теперь грустные праздники! Помню письма с фронта прошлую зиму – как елку готовили – концерт, подарки старой части тоже. Да – хорошо, что заранее не знаешь, что судьба нам готовит!

Да, живем в прошлом и в надежнее лучших жней. Не надо так мрачно смотреть – голову наверх – бодрее всем в глаза смотреть. Никогда надежду не терять – непоколебимо верить, что пройдет этот кошмар. Не все потеряно – страна молодая – как после смертельной болезни, организм ещё больше окрепнет – так и с дорогой Родиной будет. Вспомните мои слова – Я так много пережила, страдала – старая в сравнении с Вами – все-таки сильнее верю и надеюсь, чем Вы.

Господь испытывает, – а потом облегчит, полечит все ужасные раны. Немного ещё потерпеть, с новым годом будут лучшие дни, – хотя много ещё тяжелого впереди – больно, столько кровопролитий, больно ужасно! Но правда должна победить. Вы молоды годами, много ещё впереди работы всем, острый период пройдет, и тогда придётся всеми силами снова работать, строить, творить, поправить, чтобы Родина окрепла. Бывают времена, когда нигде себе места не