"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

— Нельзя судить обо всем так прямолинейно. Джина. Если я занимаюсь этим делом, значит, у меня есть какой‑то интерес. Но тебе об этом я ничего не скажу.

Она снова фыркнула.

— Очень надо… Теперь Сантана меня абсолютно не интересует. Хотя еще несколько часов назад я бы не могла сказать такое. Но после того как СиСи добился от нее подписи на документе об усыновлении Брэндона, Сантана для меня перестала существовать. Впрочем, чисто по–человечески, я бы еще смогла обратить на нее внимание, но не забывай, Кейт, что я — деловая женщина. Меня мало волнует такой отработанный материал как Сантана. Она сыграла свою роль и теперь может уйти. На сцену выхожу я!

Тиммонс выразил свой глубокий скепсис.

— Джина, ты переоцениваешь себя. Думаю, что ни один человек в этом городе не поставил бы на тебя и ломаного гроша в схватке между тобой и СиСи. Нет, конечно, есть сумасшедшие, которые всегда рискуют, но в данном случае ты — дохлая лошадка.

Джина надменно подняла голову.

— Посмотрим, что ты скажешь через две недели, когда осуществится мой план.

Тиммонс скривился.

— Ты снова и снова повторяешь мне о своем таинственном плане, но я еще ничего не знаю о нем…

— А тебе и не следует о нем ничего знать! — съехидничала Джина. — Это слишком интимно. Мои планы касаются только меня. И я не хотела бы раньше времени распространяться о них. У меня уже был один неприятный опыт такого рода!..

Кейт на мгновение задумался.

— А! Ты говоришь, наверное, о неудачной попытке шантажировать меня этой идиотской видеокассетой? Что ж, недооценка противника ведет к поражению.

Она кротко улыбнулась.

— Я это уже поняла. С тобой, Кейт, надо держать ухо востро. Ты — парень хоть куда…

Окружной прокурор выглядел явно польщенным.

— Все это потому, — сказал он, — что я знаю, как обходиться с разными типами женщин. Поэтому, наверное, они и относятся ко мне благосклонно.

Джина достала из сумочки сигареты.

Окружной прокурор неодобрительно посмотрел на нее.

— Ты забываешь о том, что находишься в больнице. Здесь запрещено курить.

— Вот еще!.. — фыркнула Джина. — Здесь же никого нет… Неужели ты думаешь, что я буду следовать каким‑то глупым указаниям, когда нет смысла этого делать?

Тиммонс покачал головой.

— Нет, думаю, что здесь ты курить не будешь! Если тебя так тянет к никотину, то мы можем пройти на лестницу.

— Ну, что ж, это меня устраивает, — сказала Джина. — Пойдем. А то я чувствую себя как охранник возле палаты Сантаны. Я думаю, что ей вполне достаточно одной Розы.

Они вышли на лестницу и Джипа, щелкнув зажигалкой, прикурила ментоловую сигарету.

— По поводу благосклонного отношения женщин к мужчинам я могла бы прочитать тебе целую лекцию, — лучезарно улыбаясь, сказала она.

Тиммонс махнул рукой.

— Не стоит. Я и сам все это прекрасно знаю.

Джина пустила ему в лицо целую струю дыма, из‑за чего Тиммонс закашлялся и стал размахивать руками.

— Прекрати! На твоем месте, я бы уже давно отказался от столь вредной привычки. Ты находишься уже не в том возрасте, чтобы легкомысленно относиться к собственному здоровью. Тебе надо заботиться о свежести кожи и чистоте дыхания.

Джина сделала обиженный вид.

— Когда ты трясущимися руками сдирал с меня лифчик и трусики, тебя это совершенно не заботило. А теперь ты почему‑то начинаешь учить меня жить. Не стоит напрасно тратить душевные силы! Они тебе еще пригодятся, Кейт. А вот мне не терпится преподать тебе некоторые уроки.

Тиммонс комично наморщил нос.

— Интересно, чему ты можешь меня научить?

— А ты думаешь, что уже все постиг на этом свете? — Думаю, что в вопросах любви я дам тебе сто очков вперед, — самоуверенно заявила она.

Хвастливый тон Джины задел окружного прокурора.

— Ну–ну…

Он вдруг бесцеремонно схватил ее за талию и притянул к себе.

— Джина, мы можем заняться обучением прямо здесь и сейчас!..

Она аккуратно отстранила его свободной рукой.

— Не шалить!

Тиммонс хихикнул.

— Ну, а что же тогда делать?

Джина снова затянулась сигаретой.

— Все вы одинаковы

Тиммонс нахмурился.

— Кто это, вы?

— Мужчины… Неужели вы не можете иначе обращаться с женщиной?

Тиммонс недоуменно посмотрел на нее.

— Как это, иначе?

— Ну, хотя бы повежливее… Я пока еще не твоя рабыня и не намерена спокойно взирать на то, как ты распускаешь руки в совершенно неподходящем для этого месте.

Кейт усмехнулся.

— А что тебя смущает?

Джина неожиданно громко рассмеялась.

— Да, в общем, ничего. Просто ты своим поведением подтверждаешь мою теорию о том, как мужчины в разном возрасте относятся к женщинам, — предупреждая его вопрос, она продолжала говорить назидательным тоном. — Типы лет восемнадцати–девятнадцати относятся к женщине с благоговением, как к божеству. Они испытывают больше прелести в том, чтобы видеть ее, чем чувствовать. Они всегда нерешительны и ждут от женщины чего‑то необыкновенного…

Окружной прокурор вдруг заржал, хлопая себя ладонями по ляжкам.

— Что? Что ты так смеешься?

Он умолк лишь спустя несколько мгновений.

— Да просто я вспомнил себя в том же возрасте!.. — объяснил Кейт. — Надо сказать, что ты оказалась недалека от истины.

— Ну, вот видишь, — наставительно сказала Джина. — Слушайся меня, и в твоей личной жизни все пойдет как по маслу.

Тиммонс пожал плечами.

— А я и не жалуюсь на личную жизнь. Ты мне лучше расскажи, что там у тебя дальше про мужчин.

Джина докурила сигарету и бросила окурок прямо на лестницу.

Тиммонс поморщился.

— Ну, что ты делаешь? Зачем же мусорить в таком стерильном месте?

Она небрежно махнула рукой.

— Для этого здесь есть уборщики. Если они не ставят пепельниц, то это их проблемы. Ну, ладно, это неважно. На чем мы там остановились?

— На пацанах… — ответил Тиммонс. — Пора переходить к мужчинам постарше.

Джина на мгновение задумалась.

— Да, молодые люди в возрасте лет двадцати пяти еще восторженно влюбчивы и стремятся как можно больше почувствовать и увидеть. Они уже более развязны, но еще сумасбродны и смешны…

Тиммонс вспомнил свои первые послеуниверситетские годы, когда он работал адвокатом на фирме и мысленно отметил, что Джина права. Однако вслух он ничего не произнес, продолжая внимательно слушать ее.

— Мужчины лет двадцати восьми — тридцати пяти, — продолжала Джина,