Скотленд-Ярд. Самые громкие убийства, которые расследовала полиция Лондона - Саймон Рид

Расследование вывело Бёрта на 69-летнего торговца рыбой Джозефа Уильямса. Некоторые местные дамы сообщили, что вскоре после дня убийства он стал безудержно сорить деньгами. Пока Бёрт вел свои изыскания, криминалистическая лаборатория «Ярда» тоже взялась за работу над этим делом. Еще в 1930 году ученые установили, что у части людей антигены, характерные для их группы крови, содержатся и в слюне. Команда криминалистов «Ярда» сумела определить группу крови убийцы (который, как выяснилось, относился именно к данной категории людей) по слюне на окурках. «Этот курильщик, — отмечал Бёрт, — имел группу крови, отличающую лишь три процента населения»[1121].

Один из детективов «Ярда» сумел незаметно стащить несколько сигаретных окурков Уильямса из пепельницы в пабе. Как выяснилось, слюна на них тождественна той, что была на окурках, оставленных в доме Диннивана. Это послужило достаточным основанием для ареста Уильямса, и оказалось, что его отпечатки пальцев совпадают с оставленными на месте преступления. Когда полисмены заводили Уильямса в здание полицейского участка, он демонстративно воздел скованные наручниками руки и крикнул поджидавшим его репортерам:

— Сделайте фото покрасивее, ребята![1122]

Процесс Уильямса начался в октябре. Обвиняемый постоянно вмешивался в судебные процедуры, громогласно настаивая на своей невиновности. К тому же присяжные не сумели разобраться в «слюнных» уликах и сочли, что отпечатки пальцев не являются приемлемым доказательством. В итоге они вынесли вердикт «невиновен», ошеломивший Скотленд-Ярд. «Мне известно по меньшей мере одно якобы невиновное лицо, — вспоминал один из суперинтендантов „Ярда“, — которое посчитали таковым присяжные, но которое тем не менее все-таки совершило убийство» (явно подразумевался Уильямс). После процесса криминальный репортер News of the World Норман Рэй тут же повел освобожденного Уильямса выпить.

— Ну, за палача, — провозгласил Уильямс, поднимая рюмку с двойной порцией виски, — его провели, не достанется ему еще одна жертва[1123].

Уильямс умер в марте 1951 года. Вскоре Рэй опубликовал сенсационную статью, где рассказал, как в ночь после своего оправдания Уильямс позвонил ему.

— Не спится мне что-то, — пожаловался он, всхлипывая. — Господи Боже ты мой, никак мне что-то не уснуть. Я должен кому-то рассказать. Знаете, присяжные-то ошиблись. Ошиблись присяжные. Ведь это сделал я![1124]

* * *

Скотленд-Ярд — не просто собирательное название и штаб-квартира лондонской столичной полиции. Это нечто вплетенное в нашу культурную ткань, некий проводник между историей и популярной культурой. Сегодняшнее повальное увлечение тру-краймом во многом восходит к ранним делам «Ярда» с их газетными описаниями на языке сенсаций, с глубоким погружением прессы в уголовные процессы, с прославлением детективов. Оглядываясь в прошлое, мы видим, что пресса с давних пор частенько упивается кровавыми картинами убийства и места преступления; особенно это было заметно в викторианскую эпоху. В подобном подходе не было ничего вдумчиво-субъективного и отстраненного — тогдашние журналисты стремились шокировать читателя, подогревать драматизм, возбуждать у публики аппетит, чтобы она захотела еще чего-нибудь в том же духе. Возможно, именно такое отношение к новостям как к форме кровавого развлечения породило нашу постоянную зачарованность преступлениями и расследованиями.

Места убийств (такие как полуразрушенный дом, где лондонские «бёркеры» умертвили «мальчика-итальянца», или тот участок земли близ Эджуэр-роуд, куда Джеймс Гринакр выбросил расчлененный труп Ханны Браун) стали туристическими достопримечательностями, создавая плодородную почву для охотников за сувенирами. Конюшня, где Дэниэл Гуд выпотрошил и сжег свою гражданскую жену, привлекала зевак, страдавших нездоровым любопытством, — они являлись туда со всего Лондона. В этом смысле времена не изменились. Туристы со всего мира и поныне стекаются в Уайтчепел, чтобы посмотреть на те места, где вершил свои варварские злодеяния Джек-потрошитель.

Убийство не жалеет никого: жертвами становятся и богачи (вспомним несчастного лорда Рассела, зарезанного в собственной постели), и бедняки. И оно порождает нездоровый интерес у всех категорий населения. «Культура убийства» процветала в то самое время, когда юный Скотленд-Ярд осваивал свое мрачное ремесло, продвигаясь от одного забрызганного кровью места преступления к другому. Еще в начале XX века расследования «Ярда» подавались в прессе как громкие драмы с хорошо очерченным кругом персонажей, как истории преступлений, сочащиеся интригами и исполненные сюжетного напряжения. Кто же просеивал улики, кто собирал воедино разрозненные кусочки пазла? Полисмен нового типа.

Детектив, как пишет автор ряда исторических исследований Кейт Саммерскейл, представлялся «магической и ученой персоной, в чем-то схожей с прочими чудесами 1840–1860-х годов, такими как фотоаппарат, электрический телеграф, железнодорожный состав. Казалось, что детектив, подобно телеграмме и поезду, способен почти мгновенно преодолевать время и пространство и, подобно камере, навсегда запечатлевать их, словно бы останавливая движение»[1125].

Как мы уже знаем, Диккенс на страницах своих книг наделил детективов «Ярда» чертами почти мифологических персонажей. Образ его инспектора Баккета из «Холодного дома» способствовал созданию архетипа детектива — с его наблюдательностью, дедуктивными рассуждениями, верностью профессии раскрывателя преступлений. Это не сыщик-любитель. Расследования для него не хобби, а работа. Баккет стал первым (пусть и вымышленным) детективом Скотленд-Ярда, «сыгравшим заметную роль в английском романе»; более того, он очень способствовал «созданию в обществе некоего романтического ореола вокруг образа детектива». Не будет натяжкой, если мы скажем, что Баккет, возможно, и не появился бы на книжных страницах, если бы не существовал его реальный прототип из плоти и крови — детектив Скотленд-Ярда по имени Чарльз Фредерик Филд[1126].

В 1868 году вышел роман Уилки Коллинза (большого друга Диккенса) под названием «Лунный камень». Т. С. Элиот считал его «самым первым, самым длинным и самым лучшим английским детективным романом современного типа». Один из главных героев сержант Кафф [ «сыщик Кафф»] во многом срисован с уже знакомого нам инспектора Джонатана Уичера (например, оба увлекались садоводством), тогда как сюжет заимствует элементы реального убийства в Роуд-Хилл-хаусе (в частности, антураж загородного особняка и пропавшую ночную рубашку). Каффу не удается распутать дело — вспомним, что и Уичер, как считалось, совершил ошибку, когда обвинил Констанс Кент в убийстве. Как полагала знаменитая детективщица Дороти Сэйерс, эта книга (с ее многослойной, запутанной загадкой, несколькими сюжетными линиями, мириадами «ключей», которые читатель постепенно обнаруживает вместе с сыщиком) — «безупречное произведение… „Лунный камень“ задает стандарты жанра»[1127].

Баккет и Кафф, распутывая каждый свою тайну, представляют картину «неутомимого развития современной профессиональной полиции в Англии». С тех пор «Ярд» обеспечивает великолепную пищу для писательского воображения. Мрачный каталог его дел встроил Скотленд-Ярд в наше коллективное сознание, где возникли вечные образы туманных мощеных улиц, залитых светом газовых фонарей, с сыщиками-джентльменами, которые, вооружившись увеличительными стеклами, преследуют неуловимых убийц. «Если говорить о всемирно известных брендах органов правопорядка, — отмечала газета The Los Angeles Times, — тут очень трудно