Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 1. «Наше дело правое», 1939–1945 - Андрей Константинович Сорокин

Гопкинс сообщит, что прибыл по поручению президента Рузвельта для того, чтобы «информировать Сталина и Молотова о позиции президента в связи с создавшейся в Европе обстановкой». Он подчеркнет, что его визит «не является… специальным визитом правительственного характера, а является визитом по просьбе частного лица». Рузвельт, скажет Гопкинс, «считает Гитлера врагом всего мира», он «восхищен борьбой Советского Союза и успехами его армии и готов сделать все, чтобы оказать СССР всяческую помощь». В продаже вооружений, подчеркнет Гопкинс, США не связаны необходимостью подписания межправительственных соглашений, поэтому поставки могут начаться «уже в течение ближайших двух недель» вплоть «до полной победы над Гитлером».

Сталин солидаризируется с оценками Рузвельта и сочтет необходимым довольно подробно представить свои мотивы. «Советское правительство, — скажет Сталин, — считает группу Гитлера антисоциальным явлением, существование этой группы… делает невозможным тесное сосуществование соседних государств. Гитлер и окружающие его лица готовы сегодня подписать один договор, завтра его нарушить, потом подписать другой договор и опять его нарушить…» Далее Сталин добавил: «…как бы ни были отличны один от другого режимы соседних государств, эти государства все же должны жить одно возле другого и сотрудничать в хозяйственной и других областях. Для того чтобы при разности режимов можно было осуществить сотрудничество между государствами, необходим минимум морали, необходимо соблюдать святость подписанных между государствами договоров, регулирующих их отношения, на чем основаны их сотрудничество и их сосуществование… Характерной же чертой Гитлера является отсутствие этого минимума морали, отсутствие минимума джентльменства. Ввиду всего этого группировка Гитлера должна быть лишена власти и уничтожена». При других обстоятельствах подобные доводы в пользу уничтожения политического режима другого государства могли бы показаться недостаточными, но тогда обе стороны это заявление вполне удовлетворило. Разговор перейдет в практическую плоскость, и Сталин проинформирует Гопкинса о видах вооружения, в которых в наибольшей степени нуждался Советский Союз[1382].

На следующий день состоится еще одна встреча, на которой Сталин, откликаясь на пожелание Рузвельта, представит свою оценку и анализ хода войны. Оценки эти будут вполне оптимистичными. Сталин, в частности, заявит, что «сейчас уже дивизии размещены на надлежащих позициях, и в настоящее время, как он полагает, Россия имеет на несколько дивизий больше, чем Германия». Он заявил, «что немецкие войска кажутся усталыми и что офицеры и солдаты, взятые в плен, говорили, что им „надоела война“». «Сталин несколько раз выражал уверенность, что русский фронт будет удерживаться в пределах 100 км от нынешних позиций». Сочтет Сталин возможным сказать и о планируемой им «большой кампании, которая начнется будущей весной». «Исход войны в России, — подчеркнет Сталин, — будет в значительной степени зависеть от возможности начать весеннюю кампанию, имея достаточное количество снаряжения, в частности самолетов, танков и зенитных орудий». В этой связи «он выразил настоятельное пожелание, чтобы англичане как можно скорее послали тяжелые самолеты, необходимые для бомбежки румынских нефтепромыслов, и настаивал, чтобы вместе с самолетами были присланы пилоты и экипажи».

Гопкинс озвучит идею проведения совещания союзников, «на котором исчерпывающим образом будут совместно изучены относительные стратегические интересы каждого фронта, а также интересы каждой из наших стран». Сталин эту идею всячески поддержит. Он «заявил, что в случае, если наше правительство желает подобного совещания, он встретит такое предложение сочувственно и уделит совещанию свое личное внимание». Гопкинс в своем отчете подчеркнет это намерение советского лидера, поскольку «буквально во всем правительстве нет никого, кроме самого Сталина, кто был бы готов дать какую-либо важную информацию».

С заключительной частью беседы Гопкинс сочтет возможным ознакомить только Рузвельта, при том что отчет о двух первых частях беседы он направит в копиях госсекретарю, военному и морскому министрам США. В этой особо важной части разговора Сталин поставит вопрос о вступлении в войну США. «Он сказал, — зафиксирует Гопкинс, — что нанести поражение Гитлеру — и, возможно, без выстрела — может только заявление Соединенных Штатов о вступлении в войну с Германией. Сталин сказал, что он полагает, однако, что война будет ожесточенной и, возможно, длительной… он приветствовал бы на любом секторе русского фронта американские войска целиком под американским командованием». В ходе разговора Сталин «неоднократно заявлял, что президент и Соединенные Штаты имеют в настоящее время большее влияние на простых людей всего мира, чем любая другая сила. Наконец, он просил меня сообщить президенту, — запишет Гопкинс, — что, хотя он уверен в способности русской армии противостоять германской армии, проблема снабжения к весне станет серьезной и что он нуждается в нашей помощи». Гопкинс, пообещав передать послание Сталина президенту, позволит себе крайне осторожно оценить предложения Сталина, заявив, что «решение вопроса о нашем вступлении в войну будет зависеть в основном от самого Гитлера и его посягательств на наши интересы». Еще больше скепсиса прозвучит в голосе Гопкинса, когда он прямо заявит Сталину, что сомневается в том, чтобы правительство США «в случае войны захотело иметь американскую армию в России»[1383].

Лидеры двух государств вступят в личную переписку. В конечном итоге стороны согласовали проведение в Москве осенью того же года англо-американо-советского совещания для рассмотрения стратегических интересов трех стран в войне против Германии.

Свои оптимистические высказывания о положении на фронтах Сталин очень скоро будет вынужден скорректировать. 3 сентября он направит Черчиллю очередное послание, в котором акцентирует внимание на критическом положении, сложившемся на советско-германском фронте, огромных потерях, укажет на «смертельную угрозу», нависшую над Советским Союзом. Сталин вновь предложит «создать уже в этом году Второй фронт где-либо на Балканах или во Франции, могущий оттянуть с Восточного фронта 30–40 немецких дивизий». Послание содержало также почти требование обеспечить Советскому Союзу поставки 30 тыс. тонн алюминия к началу октября и ежемесячную минимальную помощь в количестве 400 самолетов и 500 танков: «Без этих двух видов помощи Советский Союз либо потерпит поражение, либо будет ослаблен до того, что потеряет надолго способность оказывать помощь своим союзникам своими активными действиями на фронте борьбы с гитлеризмом»[1384]. Ф. Рузвельт, которого Черчилль ознакомит с этим письмом, примет решение под видом помощи Великобритании распространить на СССР действие закона о ленд-лизе, не дожидаясь утверждения этого решения со стороны Конгресса. Великобритания в этой конструкции должна была принять на себя функцию поставщика американской продукции Советскому Союзу.

Аверелл Гарриман

1940-е

[Из открытых источников]

24 сентября на международной конференции в Лондоне СССР присоединится к Атлантической хартии, в которой США и Великобритания обозначили ряд приоритетных принципов послевоенного мироустройства, в том числе «право народов избирать себе форму правления, при которой они хотят жить».

26 сентября советское правительство официально признает