Свет проклятых звёзд - Летопись Арды

class="p1"> Вокруг валялись обломки оконных рам и осколки стекол, лежали эльфы. И всюду кровь! Тьелпе посмотрел на свои руки и одежду… И согнулся в приступе рвоты. Голова закружилась, но тот, кто стоял рядом, не дал упасть.

— Тебе надо прилечь, пойдём, — сказал знакомый голос, и Тьелпе попытался послушаться, только ноги отказывались подчиняться.

— Асталион, — язык не шевелился, но юный эльф очень не хотел казаться слабым. Больше. — Что… Что случилось?

— Те, кто знали, мертвы, — ответил Асталион через силу. — Мне отдали приказ найти тебя, когда пала тьма. И я нашел. И отвёл в укрытие. Потом начался ураган, пришлось искать помещение без окон, а потом, когда всё закончилось, я повел тебя… Подальше от…

Асталион запнулся.

— Ты хочешь сказать, — Тьелпе почувствовал, как силы постепенно возвращаются, — что уводил меня от самого страшного? То есть, вот это всё, — он указал на сорванную кровлю и трупы, — не самое страшное?!

— Пойдём.

— Нет! — сын Куруфинвэ-младшего начал вырываться. — Нет! Я никуда не пойду! Пока не получу ответы на мои вопросы! Что…

Он вдруг вспомнил угасающие Древа, и снова к горлу подступила тошнота.

— Почему погас свет? — спросил юноша, чуть не плача. — Нас прокляли?

Асталион не ответил.

С улицы через разбитые окна донеслись одновременно радостные и встревоженные голоса, и Тьелпе расплакался. Вырвавшись от Асталиона, юный Нолдо побежал по залитому кровью и засыпанному осколками коридору, по ставшим скользкими ступеням, по разрушенному упавшей колонной крыльцу, по двору, заваленному вырванными с корнями деревьями, и бросился в объятия отца.

Асталион, вышедший вслед за Тьелпе, смотрел на вернувшихся Феанорингов, в грязной рваной одежде, с пятнами засохшей крови, синяками и ссадинами на лицах, растрепанными волосами, и не представлял, как расскажет о случившейся трагедии.

Майтимо обвел взглядом пострадавшую от урагана крепость, потом взглянул на друга. Асталион опустил глаза и сделал знак Феанорингу отойти в сторону для разговора.

Макалаурэ смотрел вслед уходящему брату и думал, что кошмар только начинается: одежда Тьелпе окровавлена, и это явно не его кровь.

Он должен знать

В разгромленных покоях у дальней от дверей стены весь пол был залит кровью. С незаконченной картины рядом с мертвым Финвэ смотрели живые влажные глаза, словно полные слёз.

— Не представляю, как сказать отцу, — голос Нельяфинвэ срывался.

Тьелко, дрожа всем телом, накрыл застывшее в муке лицо Финвэ плащом и с огромным трудом поднялся.

— Не могу это видеть!.. — произнес он, запинаясь.

— Семнадцать смертей, — выдохнул Куруфинвэ, растирая глаза. — Сколько горя…

— Я еду на Таникветиль, — обречённо заявил Нельяфинвэ и быстро пошёл к дверям, где ждала жена Асталиона.

— Мой господин, — строила из себя смелую эльфийка, — тебе надо переодеться. Не ехать же к Валар в таком виде!

Старший сын Феанаро тупо посмотрел на супругу друга, не понимая, что она от него хочет, и прошёл мимо. Морифинвэ, пряча лицо за волосами, поспешил за братом, Тьелко, снова поправив накрывающий Финвэ плащ, спотыкаясь, бросился следом, позади всех на негнущихся ногах плёлся Макалаурэ.

Курво и Амбаруссар остались с Тьелпе, утешая его и пытаясь понять, что теперь делать с мертвецами и разрушениями. Жена Асталиона с маниакальным упорством предлагала всем помочь переодеться в чистое и не рваное, чуть не плача из-за того, что никто не соглашался, а потом эльфийка просто села в углу на кучу осколков и в голос зарыдала.

***

Кони летели сквозь лес по гористой местности, петляя узкими тропами. Сыновья Феанаро мчались в молчании, лишь замечая, что поваленных и поломанных деревьев всё меньше. Ветер здесь явно не был столь силен, как в окрестностях Форменоссэ. Братья ничего не говорили друг другу, понимая увиденное по-своему, без слов.

Нельяфинвэ пытался собраться с духом, чтобы рассказать обо всем отцу, знал, что должен это сделать, не взваливая непосильную ношу на братьев, но не мог справиться с собой. Всегда считавший себя самым сильным и мужественным в семье, старший сын Феанаро Куруфинвэ почувствовал, как сдавливает грудь, пресекается дыхание, и по щекам текут слезы. Его братья тоже плакали, но это было нормально, а он не имел права на слабость. Только не при всех! В запертой на ключ и засов кузнице или своих покоях, когда в огне превращаются в горстки пепла исписанные страницы, можно было позволить себе всё. Там никто не видит…

А сейчас, при младших братьях, которые не должны никогда и ни при каких обстоятельствах видеть его слабым… Нельзя!

Но справиться с болью потери близкого, которым, казалось, никогда особо не дорожил, Финвэ Третий был не в состоянии.

Макалаурэ подъехал вплотную с одной стороны, Карнистир — с другой. Вместе стало намного легче.

Туркафинвэ вырвался вперёд и поскакал быстрее, мелькая между высокими стволами, нетронутыми ураганом. До дворца Манвэ оставалась примерно половина пути.

Тьма над Валинором

Земля была тёплой и мягкой от шелковистой травы, цветущие белыми крошечными колокольчиками пышные кусты, казалось, были созданы для тайных любовных игр, чем и решила воспользоваться злая из-за постоянного напоминания о «позоре» Ириссэ. Ей уже снова хотелось уйти из дома, чтобы больше никогда не видеть вечно ноющую мать, кудахчущую над уже не маленькой дочерью супругу Турукано и непомерно гордую, но вечно мило улыбающуюся жену Финдекано.

Подкараулив у сцены, где проходил конкурс менестрелей, певца, которого едва не сшиб на зрителей пьяный Финдарато, Ириссэ схватила его под руку и, прищурившись, пригрозила коротким кинжалом:

— Ты теперь мой пленник. Принцессе нельзя отказывать.

Золотоволосый, прекрасный лицом менестрель, певший о любви душ Древ, от испуга выронил арфу, и дочери короля стало скучно — в нём не было ни капли огня! Однако искать новую жертву уже не хотелось, и, надеясь, что эльф не наделает со страха в штаны, Ириссэ, упирая остриё кинжала в бок певца, потащила его в кусты. Было уже очевидно, что с помощью этого испуганного «тела» не удастся перебить воспоминания о пламенной страсти, лишавшей разума, бросавшей в бездну безумных ощущений, когда можно было позволить себе всё, что угодно, пробовать новое и сумасшедшее, переходить любые границы…