Политические сочинения. Том I. Личность и государство - Герберт Спенсер

готовый дом, обстановку, топливо; сколько угодно духовной пищи, начиная с грошовых газеток, названия которых часами выкрикивают на улицах разносчики, кончая массой еженедельно выходящих романов и менее обильным количеством научных книг и учебников, – и все это за незначительную плату. И по всей стране, как при производстве, так и при распределении, минимальный надзор оказывается вполне достаточным; все многообразные удобства и блага жизни, требуемые ежедневно повсюду, доставляются куда следует, без всякого иного воздействия, кроме погони за наживой. Вообразите себе теперь, что эта промышленная система, основанная на добровольном труде, заменена системой труда обязательного повиновения, обеспеченного надзором должностных лиц. Вообразите только, какое множество чиновников потребуется для распределения всяких благ жизни среди населения страны, по городам, местечкам и деревням, что теперь выполняется торговцами! Подумайте, далее, что еще более сложная администрация потребуется для исполнения всего того, что теперь делают фермеры, фабриканты, купцы; что понадобится не только местный надзор с различными градациями местной власти, но и центральная администрация с филиальными отделениями для правильного распределения всего необходимого между всеми и в надлежащее время. Прибавьте сюда штаты чиновников, которые будут заведовать рудниками, железными и простыми дорогами, каналами; другие штаты, нужные для заведования ввозом, вывозом и торговым судоходством; контингенты лиц, обязанных заботиться о снабжении городов не только водой и газом, но и средствами передвижения – трамваями, омнибусами и пр., а также о распределении силы, электрической и иных. Прикиньте сюда уже имеющуюся администрацию почтового, телеграфного и телефонного ведомств и, наконец, огромные штаты служащих в армии и полиции, при помощи которых будет достигаться принудительное исполнение предписаний этого огромного объединенного регулятивного механизма.

Представьте себе все это и задайте себе вопрос: каково же будет положение простых рабочих? Уже теперь на континенте, где правительственные организации лучше выработаны и распоряжаются более властно, чем в Англии, слышны вечные жалобы на тиранический характер бюрократии, на высокомерие и грубость ее представителей. Что же будет, когда не только общественная деятельность граждан, но и весь их домашний обиход будут подчинены контролю? Что произойдет, когда разные части этой огромной армии чиновников, объединенной интересами, общими всем правителям, интересами власть имущих по отношению к подвластным, будут иметь под рукой необходимую им силу для обуздания всякого неповиновения, выступая притом в роли «спасителей общества»? Каково придется всем этим рудокопам и плавильщикам, землекопам и ткачам, когда все элементы, в чьих руках управление и надзор, спустя несколько поколений сольются, и, таким образом, образуется ряд каст с возрастающим влиянием; когда эти элементы, имея всё в своей власти, привыкнут жить для собственных выгод; когда, стало быть, сложится новая аристократия, гораздо более выработанная и лучше организованная, чем старая? Что делать тогда отдельному труженику, если он не удовлетворен своим положением: считает, что он получает меньшую, чем ему следует, долю продуктов, или что его заставляют работать больше, чем он обязан, или если он желает взять на себя обязанности, к исполнению которых он сам себя считает годным, но его начальство смотрит иначе; наконец, если он желает действовать независимо, на свой страх? Этой недовольной единице, единственной во всем огромном механизме, скажут: покорись или уходи! Самая мягкая кара за неповиновение – исключение из промышленного союза. Но если, как предполагают, возникнет международная организация труда, исключение из промышленной организации в одной стране будет равносильно исключению отовсюду, – промышленное отлучение будет означать голодную смерть.

Что такое положение вещей неизбежно – это заключение, основанное не на дедукции только, не только на индуктивных выводах из вышеприведенных данных прошлого опыта или из аналогий, представляемых организмами разного рода, но и на повседневном наблюдении того, что происходит у нас перед глазами. Та истина, что регулирующий аппарат всегда склонен к усилению своей власти, иллюстрируется примерами. Возьмем любое организованное человеческое общество, ученое или иное. История каждого из них наглядно показывает, как администрация, постоянная или отчасти меняющая свой состав, постепенно захватывает в свои руки все большую и большую власть и направляет по-своему деятельность общества, встречая лишь незначительное сопротивление даже и в тех случаях, когда большинство не согласно: боязнь всего, что сколько-нибудь смахивает на революцию, удерживает и запугивает большинство. То же самое и в акционерных компаниях, например железнодорожных. Предложения директоров правления утверждаются обыкновенно беспрекословно или после самого поверхностного обсуждения; а если окажется сколько-нибудь значительная оппозиция, ее сопротивление непременно будет сломано подавляющим большинством тех, кто всегда стоит за существующую власть. Только в случае крайних непорядков в управлении недовольство акционеров доходит до желания переменить администрацию.

Не иначе обстоит дело и в обществах, созданных людьми труда и принимающих интересы последнего особенно близко к сердцу, в рабочих союзах (trade unions). И люди, стоящие во главе правления, становятся мало-помалу всесильными.

Члены этих обществ подчиняются властям, ими поставленным, даже когда они не одобряют их образа действий. Они уступают, чтобы не нажить себе врагов среди своих же собратий, что нередко сопряжено с потерей места и всякой надежды на заработок. Последний рабочий конгресс показал нам, что и в этой молодой организации уже раздаются жалобы на «интриганов» (wie pullers), «вожаков» (bosses) и «несменяемость должностных лиц». Но если такое верховенство руководителей наблюдается в обществах весьма недавнего происхождения, члены которых имели полную возможность отстоять и обеспечить свою независимость, то какова же будет власть руководителей дав-не уже существующих учреждений, получивших мало-помалу широкую и сложную организацию, – учреждений, которые контролируют жизнь отдельной единицы не отчасти только, а целиком?

Нам скажут в ответ: «Против всего этого мы примем меры. Образование станет достоянием всех; каждый будет следить зорко за администрацией, и всякое злоупотребление властью будет тотчас же предупреждено». Ценность подобных упований была бы незначительна даже и в том случае, если бы мы не могли воочию видеть причины, действие которых должно разрушить эти надежды; ибо в сфере человеческих начинаний самые заманчивые и, казалось бы, многообещающие планы терпят крушение совершенно непредвиденным манером. В настоящем же случае крушение неизбежно должно быть вызвано очевидными причинами. Деятельность учреждений определяется свойствами человеческой натуры, а присущие этой натуре недостатки неизбежно должны повлечь за собой вышеуказанные последствия. Человеческая натура не в достаточной степени одарена чувствами, потребными для того, чтобы помешать росту деспотической бюрократии.

Если бы понадобились косвенные доказательства, большой материал в этом смысле могло бы доставить поведение так называемой либеральной партии, – партии, которая забыла, что лидер не более как представитель политики, заранее известной и принятой, и которая считает себя обязанной подчиняться той политике, какой решил держаться лидер без согласия и ведома партии; партии, до того забывшей основную идею и смысл либерализма, что она не возмущается,