100 магнитоальбомов советского рока. Избранные страницы истории отечественного рока. 1977 – 1991. 15 лет подпольной звукозаписи - Александр Исаакович Кушнир

87-го года в подвале университетской лаборатории технических средств обучения, в которой тогда работал Порохня. В записи ему помогал Сергей Осокин – телевизионный видеомастер и коллега Порохни по работе в университете.

Запись осуществлялась на два рок-клубовских магнитофона «Олимп» (переделанных Полковником на 38-ю скорость) и на кормильцевскую четырехканальную портостудию Sony. Весь звук шел через старый пульт «Электроника» – таким образом звукооператоры добивались условной многоканальности. Хоменко привозил на ночь из ресторана сразу несколько японских синтезаторов, от которых Пантыкина отрывали под утро с помощью автогена и башенного крана.

…Как только началась сессия, все дрязги между музыкантами прекратились и работа закипела – все-таки в студии собрались профессионалы. Мэтры есть мэтры, понимая всю важность и серьезность этого проекта для Насти, они постарались свести халяву к минимуму.

«Я играл на тенор-саксофоне, – вспоминает Могилевский. – Все свои партии я выписывал на ноты, свято следуя принципу „лучшая импровизация – выписанная импровизация“».

Концовка эффектного соло Могилевского в финале композиции «Тацу» была сделана на фоне ускоренного невнятного лопотания, взятого с аудиокассеты курса японского языка, принесенной в студию Кормильцевым.

Сама песня «Тацу», с ритмом которой было столько проблем до начала записи, в итоге оказалась одним из самых ярких мест на альбоме. Это был пик экспериментов Порохни со звуком. По своей насыщенности замаскированные вторые планы в ней не уступали полиритмии основной мелодической линии. Настя не без успеха имитировала японские мантры, а журналист Александр Калужский – «голос врага» («Tatsu! Leave your rocks, gun-unloaded!»), предупреждавшего «юного воина Ямато» об окончании войны.

Но все же самым большим достижением альбома стали не сверхдозы восточной экзотики и не грамотные аранжировки в стиле world music, а новая, обволакивающе-мягкая манера вокала Насти, особенно убедительно прозвучавшая в композиции «Вниз по течению неба»: «Я смотрю на голубой экран / С самой лучшей из любых программ / Как туман облака, алый плот уносит река / Я жду заката, плеска весла / Я жду отъезда навсегда».

По степени воздействия проникновенное пение Насти могло сравниться разве что со сказочным эффектом Орфея, при котором камни оживают и начинают тянуться к источнику звука. Взамен нарочито жесткого «мужского» вокала времен «Трека» – вкрадчивый голос и внутреннее обаяние. Отстраненная и отрешенная Настя со своей вневременной камерностью воспринималась чуть ли не как инопланетянка, проповедующая непривычную для отечественной попи рок-музыки воздушную атмосферу полусна-полутанца.

«Тацу» был дебютом Насти как композитора, и этот дебют получился на редкость убедительным.

«Я была на сто процентов уверена, что „Тацу“ пройдет, – вспоминает Настя. – Желание свернуть горы и сделать что-то, чтобы все ахнули, у меня было всегда. А когда появляется подобная мотивация, я становлюсь метеором. Я бы все стерпела, чтобы получить конечный результат».

Апрельский марш

Музыка для детей и инвалидов (1987)

сторона A

В ожидании Годо

Слоновая кость

Соответствие

Когда его никто не видит (II)

Котлован

У этой реки

сторона B

Агропром

Дантист

Милиция

Нежность – это я

Анимация (II)

Стиль свердловской группы «Апрельский марш» можно определить как «эстрадную психоделику». В традиционный арт-рок восьмидесятых музыканты «Апрельского марша» внесли элементы этнических веяний, эстетику «новой волны» и собственные впечатления от творчества Петра Николаевича Мамонова. В отличие от подавляющего большинства советских рок-групп «Апрельский марш» никогда не брезговал исполнять кавер-версии – делая это со вкусом, к месту и с обезоруживающей непосредственностью. В нескольких композициях группой использовались прямые цитаты из произведений других авторов – начиная от композиторов-классиков и заканчивая мелодиями стран третьего мира.

«Когда на репетицию приносился новый музыкальный материал, он начинал обрастать аранжировками, сделанными в расчете на эстетику King Crimson, – вспоминает композитор и клавишник группы Игорь Гришенков. – Затем туда добавлялось огромное количество других веяний и влияний: куплет – Crimson, припев – Talking Heads и т. д. В конечном итоге получались вещи, не похожие ни на то, ни на другое».

Творчество Брайана Ино нашло свое отражение в кавер-версии песни «By This River», подстрочный перевод которой (вплоть до названия) осуществил автор текстов «Апрельского марша» Евгений Кормильцев. Композиция «Нежность – это я» оказалась усеяна клавишными проигрышами из «В пещере горного короля» Грига, а мелодия «Милиции» была обнаружена на пластинке «Народная музыка Эфиопии» и принадлежала африканскому композитору Абрэру Абду.

«Тогда у нас были определенные вторичности, которые в контексте советской поп-музыки можно было рассматривать как достижения, – считает звукооператор и менеджер группы Виктор Холян. – Многое определялось мироощущением, а мы тогда были на подъеме и осознавали, что сейчас в жизни происходит очень удачный отрезок».

Побросав ненавистную работу, бывшие инженеры, физики и бухгалтеры наслаждались дыханием долгожданной свободы. Свои произведения «Апрельский марш» создавал в условиях раскованной атмосферы рокерского общежития, где репетиции плавно перетекали в пьянку, а таблетки запивались водкой под аккомпанемент Van Der Graaf Generator. Депрессию сменяло вдохновение, а на стенах домов внезапно возникали неизведанные материки, заселенные белыми кроликами, грибами-мутантами и пылающей флорой.

Возвращаясь домой после одного из подобных «путешествий», Игорь Гришенков уткнулся мутным взглядом в надпись над трамвайным сиденьем: «места для пассажиров с детьми и инвалидов». «Мы все большие дети и в чем-то душевные инвалиды – ущербные, больные, с различными нарушениями и отклонениями, – подумал он. – Получается, что инвалид – это как раз нормально. Хм… Неплохое название для альбома».

Созданию этой работы предшествовал впечатляющий провал «Апрельского марша» на I рок-клубовском фестивале 86-го года и попытка зафиксировать т. н. нулевой альбом, вердикт которому был вынесен самими музыкантами: «распространению не подлежит». Надо отдать должное группе – меньше чем за полгода она сумела стабилизировать состав, довести до ума репертуар, успешно выступить в совместном концерте с «Наутилусом» и, по образному выражению Пантыкина (помогавшего группе на первых порах), «совершить рывок в сторону от фестивального недоумения».

К ноябрю 87-го года у «Апрельского марша» появилась реальная возможность записать настоящий альбом. Виктору Холяну удалось найти лазейки, позволившие музыкантам пробраться в тон-ателье студии Свердловского телевидения. «Апрельский марш» был оформлен как заводской вокально-инструментальный ансамбль, приглашенный на телевидение записывать музыкальные наброски для какой-то из передач.

Судьба дебютного альбома «Апрельского марша» находилась в руках Валерия Бабойлова – бывшего музыканта, переквалифицировавшегося со временем в штатного сотрудника телерадиокомпании. В распоряжении Бабойлова было восемь студийных смен по четыре часа, в течение которых ему надо было успеть записать и смикшировать одиннадцать композиций.

Несмотря на бытовую и творческую непрогнозируемость, «Апрельский марш» отнесся к сессии крайне серьезно, усилив свой состав (Игорь Гришенков (клавиши), Сергей Елисеев (бас), барабанщики Игорь Злобин и Игорь Акаев, вокалисты Михаил Симаков и Наталья Романова) бывшим гитаристом «Урфин Джюса» Юрием Богатиковым.

«Это был наш первый