Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - Джордан Питерсон

многое, но не замечал; уши были открыты, но не слышал» (Ис 42:20); и подчеркивается в Евангелии от Матфея: «И сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: слухом услышите – и не уразумеете; и глазами смотреть будете – и не увидите» (Мф 13:14). Наши усилия делают нас теми, кто мы есть. Наше восприятие формируется нашими намерениями и целями, которые, войдя в привычку, могут скрыть от сознания все, что не имеет отношения к господствующему духу. Когда совершается грех, добро уходит, а на глаза ниспадает пелена. На личном уровне это – отчуждение от совести и отвержение призвания; на коллективном – сама Смерть Бога. Если грех достаточно велик, то само божественное исчезает в неизвестности и хаосе. И способно ли раскаяние вызвать хотя бы тень того, что могло бы возникнуть, если бы человек не согрешил?

Отчаянное восстановление завета

Несчастные израильтяне, придя в ужас от такого исхода, в плаче снимают украшения. Моисей ставит временную скинию за пределами лагеря, чтобы все, кто желает поклоняться истинному Богу, могли делать это там. Священный центр отныне маргинализирован – перед нами повторное представление идеи о замене Бога меньшим ангелом. Израильтянам действительно повезло, что божественное не скрылось полностью, – как, например, прежде в Содоме и Гоморре. Пророк использует возможность поговорить напрямую с Богом (скрытым в облачном столпе) – и снова вступает в борьбу с божественным, – в то время как его народ остается в безопасности возле шатров. Моисей сомневается в своем праве на предводительство в предстоящем путешествии, не в последнюю очередь потому, что Бог – хотя бы отчасти – пригрозил лишить его своей благосклонности.

Поэтому Моисей молит Бога все объяснить, наставить его на путь и укрепить его веру в то, что народ Израиля по-прежнему избран: «Ибо по чему узнать, что я и народ Твой обрели благоволение в очах Твоих? не по тому ли, когда Ты пойдешь с нами? тогда я и народ Твой будем славнее всякого народа на земле» (Исх 33:16). Есть и альтернативные переводы, например: «…тогда я и народ Твой будем отделены от всех народов на земле» (Библия короля Якова), или: «…тогда я и народ Твой будем отличаться от всех [других] народов на земле» (Amplified Bible). Когда Бог отдаляется от людей, только пророки, оставшиеся на периферии, все еще могут видеть и слышать истину. Это именно те голоса «вопиющего в пустыне», которые, подобно евангельскому Иоанну Крестителю, призывают: «…покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное!» и «…приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему» (Мф 3:2–3).

Бог соглашается явить Себя Моисею. Это одновременно и награда для верного слуги, и указание на то, что Моисей остался близок к Богу, несмотря на маргинализацию. Итак, по крайней мере один израильтянин все еще пребывает в достаточном и прямом общении с божественным, – и возможно, этого хватит, как покажет нам Илия, рядом с которым Моисею еще предстоит появиться. Бог скрывает своего преданного слугу в скальной расщелине и проходит мимо, заслоняя от Моисея свое лицо, но позволив ему видеть свою спину (Исх 33:12–23). Моисей видит, где был Бог – последствия Его присутствия – и этого более чем достаточно для укрепления веры. В «Комментарии с кафедры» об этом эпизоде сказано так: «В многочисленных и выразительных антропоморфизмах фрагмента, несомненно, следует усмотреть попытку приблизить описание происходившего к человеческим представлениям. Лишь когда Божественное Присутствие миновало, Моисею было позволено выглянуть и увидеть столько Божественной славы, сколько он сможет вынести».

Даже сам Моисей, несмотря на его моральный статус и отношения с Богом, не в силах пережить полное соприкосновение с божественным. Однако и частичного проблеска хватает, чтобы воссоединить его с сокровенным, успокоить сомнения и возродить надежду. Такие представления о Боге высмеивают любые фиктивные попытки свести божественность, характеризуемую в библейском повествовании, к чему-то окончательно понятному, не говоря уже о материальном («Реален ли Бог?») или просто личностном, как это можно было бы выразить в часто высмеиваемом – но более сложном, чем кажется на первый взгляд, – метафорическом образе «старика на небе». Почему он более сложен? Потому что во всем бытии, насколько можно судить, нет ничего сложнее человеческой психики, и потому что человек – это микрокосм или модель космического порядка. Поэтому в плане метафор или характеристик слова «небесный отец» лучше многих. Впрочем, в древних источниках, рассматриваемых нами, нет абсолютно никаких указаний на то, что такое представление следует считать хоть в чем-то полным или окончательным. И снова процитируем Ричарда Докинза:

Заполняет ли религия «очень нужный пробел»? Часто говорят об имеющейся в сознании нише «под Бога»: якобы у людей существует психологическая потребность в Боге – воображаемом товарище, отце, старшем брате, исповеднике, задушевном друге, которую необходимо удовлетворить вне зависимости от того, существует ли бог на самом деле. Но что, если бог попросту занимает место, которое лучше было бы заполнить чем-то другим? Наукой, например? Искусством? Человеческой дружбой? Гуманизмом? Любовью к этой жизни в реальном мире, а не ожиданием другой, за могильной чертой? Любовью к природе – тем, что великий энтомолог Э. О. Уилсон назвал биофилией?

Какой наивный оптимизм – перед лицом вечной склонности к поклонению золотому тельцу! А может, нам поклоняться власти, чтобы заполнить нишу «под Бога»? Верить сладким сказкам коммунизма – этой грандиозной иллюзии? Оголтело прославлять расовую идентичность, как национал-социалисты? Пасть духом, поддаться пороку и внимать льстивым речам нигилизма? Или окунуться в сладострастную негу – и даже откровенно предаться самодовольному садизму, как маркиз де Сад, доппельгангер Великой Французской революции и Просвещения? Все то же эхо Мишеля Фуко!

А как насчет кровожадной жестокости Родиона Раскольникова – обоснованной столь продуманно, столь старательно, столь подробно? Что сказать о бредовости колдовских религий «нового века»? Разве это не проявления беспочвенного рационализма? Логика в них есть, только несовершенны главные аксиомы – словно у параноика, у которого разумно все, за исключением восприятия. Вот камень преткновения для рационалиста: что поставить в основу всего, или к какой вершине устремиться? А что касается «биофилии»… не будем забывать, что любовь к планете слишком часто означает ненависть к ее обитателям. Ваалу, богу природы, приносили в жертву детей (Иер 19:5) – и если вы полагаете, что мы, жители современного мира, на это не способны, подумайте еще раз: насколько велика та степень, в которой отвержение детей и нелюбовь к ним, пронизавшие нашу культуру, неизбежно проистекают из возведения ужасной богини Геи на высочайший пьедестал? Конечно, играет свою роль и безответственный, эгоистичный и неизлечимо наивный поиск удовольствий – «сексуальная революция»,