Россия и Европа - Николай Яковлевич Данилевский

при огромных расходах на сухопутную военную силу, всегда составляющую и всегда будущую составлять главную опору русского могущества, не может никогда быть ни многочислен, ни поддерживаем резервом, всегда готовым заместить убыль как в людях, так и в судах и материалах.

Поэтому Россия, подобно искусному и осторожному полководцу в укрепленном лагере, принуждена заменять относительный численный недостаток своего флота счастливо избранным местоположением и фортификационными верками. Такой укрепленный морской лагерь, единственный в целом мире, и дает России природа в Черном море, с его рядом дефилей – Дарданеллами и Босфором и Керченским проливом, с передовым плацдармом – Мраморным морем – с обширным внутренним пространством, самим Черным морем – как бы рейдом, в котором флот может обучаться и приобретать всю необходимую морскую практику; с редьюитами или цитаделями в Керченской и Севастопольской бухтах; с запасными арсеналами в Николаеве. При удобном случае флот может делать вылазки; разгромлять неприятельские эскадры, которые ему под силу; защищать Адриатическое и Эгейское прибрежья; высылать крейсера в Средиземное и Красное море; угрожать Суэцкому каналу, Мальте, Тулону; укрываться в случае неудачи или перед превосходными неприятельскими силами в свое недоступное убежище; устраиваться и комплектоваться там на просторе и выступать на новые подвиги при изменившихся благоприятствующих обстоятельствах, всегда располагая выбором удобного времени.

4) Наконец, в нравственном отношении обладание Константинополем, центром православия, средоточием великих исторических воспоминаний, дало бы России громадное влияние на все страны Востока. Она вступила бы в свое историческое наследие и явилась бы восстановительницей Восточной Римской империи, – подобно тому как некогда монархия Франков восстановила империю Западную, и таким же образом начала бы новую, Славянскую, эру Всемирной истории.

Итак, защита и полное обеспечение той именно границы, с которой Россия наиболее уязвима; сокращение в одну точку 2500 верст пограничной линии и соединенная с этим экономия военных и финансовых сил; единственное средство приобрести значение сильной морской державы; огромное нравственное влияние – вот те прямые положительные выгоды, которые доставило бы России обладание Константинополем, тогда как для всех прочих государств обладание им было бы или гибельно, как для Греции, или доставило бы чисто отрицательную выгоду, состоящую в возможности постоянно вредить России, сопряженную притом с огромным вредом для самих себя.

Если мы, однако же, глубже вникнем в предмет, то найдем, что прямое и непосредственное присоединение Константинополя и его окрестностей к России не осталось бы и для нее без очень вредных, может быть, даже и гибельных последствий.

Гюго в своей оде к скульптору Давиду говорит про низверженные с пьедесталов статуи:

Et de leur bronze auguste on ne peut faire

Que des cloches pour la prière,

Ou des canons pour le combat[105].

Так и некоторые города, хотя и низверженные с пьедестала своего прежнего величия, суть представители такой великой властительной идеи, имеют такое царственное значение, что при всех переменах своей исторической судьбы они должны занять первое место в том государстве, в состав которого входят, – непременно делаются или остаются его столицей. Так Италия нигде не может отыскать своего центра, кроме Рима; так и наша Москва, несмотря на то что была развенчана Петром, все-таки остается и по жизненному значению своему, и по понятию, которое соединяет с ней народ, и по своей исторической и экономической роли истинной столицей Русского государства, его жизненным узлом. Таков и Царьград, и вступать с ним в этом отношении в борьбу опасно не только Петербургу, но даже и самой Москве. Но с другой стороны, столица, лежащая не только не в центре, но даже вне территории государства, не может не произвести замешательства в отправлениях государственной и народной жизни, не произвести уродства неправильным отклонением жизненных физических и духовных соков в политическом организме.

Сравнительно в малых размерах испытала это уже Россия на себе официальным перенесением государственного центра из Москвы в Петербург. Я привожу это только в виде примера и не намерен распространяться об этом предмете, так как он был много раз обсуждаем в нашем обществе словесно, рукописно и печатно, и особенно нового к известному уже я ничего прибавить не имею. Но Петербург, несмотря на все, что было для него сделано, на все потраченные на него силы, по самым своим топографическим и климатическим условиям, по сложившемуся в нем характеру жизни, сильно окрашенному столь несочувственным русскому сердцу немецким элементом, по чопорности, холодности, натянутости, одним словом, по официальности своего строя, заключает в себе очень много отталкивающего для русских людей, между которыми во всех слоях общества очень мало таких, которые любили бы его, – я не говорю об уроженцах и кровных петербургских жителях, ибо, как известно, привычка – вторая натура. К тому же Петербург не имеет никакого исторического обаяния, в нем не совершилось ни одного события, которое заставляло бы сжиматься от горя, биться от гордости, расширяться от радости русское сердце. Если в нем обдумывалось и утверждалось такое великое дело, как освобождение крестьян, то Петербург, как Петербург, нисколько в этом не участвовал. Во сколько же раз должна быть сильнее притягательная сила Константинополя! Цель стремлений русского народа с самой зари его государственности, идеал просвещения, славы, роскоши и величия для наших предков, центр православия, яблоко раздора между нами и Европой, – какое историческое значение имел бы для нас Константинополь, вырванный из рук турок вопреки всей Европе! Каким дух занимающим восторгом наполнило бы наши сердца сияние нами воздвигнутого креста на куполе Святой Софии! Прибавьте к этому перечисленные в начале главы несравненные преимущества Константинополя, его мировое, торговое значение, восхитительное местоположение, все очарования юга. При всем этом дозволено, конечно, опасаться, чтобы Константинополь, сделавшись столицей России, не привлек к себе в слишком значительной степени нравственных, умственных и материальных сил России и тем не нарушил в ней жизненного равновесия.

Итак, Константинополь не должен быть столицей России, не должен сосредоточивать в себе ее народной и государственной жизни и, следовательно, не должен и входить в непосредственный состав Русского государства. Чтобы доставить России все исчисленные выше выгоды, не нанося ей легко предвидимого вреда, – освобожденный Константинополь, преображенный в настоящий Царьград, должен быть сам по себе чем-то больше, нежели столицей Русского царства, в отношении же к России быть меньше этого; не должен быть с ней в слишком тесной связи, иметь такое материнское значение, на которое имеет право только одна Москва. Одним словом, Царьград должен быть столицей не России, а всего Всеславянского союза.

Таким образом, общий взгляд на развитие культурно-исторических типов, показавший нам, что оно достигает наибольшей полноты,