Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века - Коллектив авторов

Утром пришел бригадир Тарасов и дал мне наряд на боронование после клеверного пара. Бороны были в поле. Тарасов отмерил мне 3 га площади боронования и сказал, чтобы я выполнил работу до восьми вечера. Я все выполнил, но очень устал. Вдруг приехал председатель колхоза Минеев и привез мне ботинки. Минеев сказал, что я хорошо работаю и наша семья получит дополнительно паек как семья фронтовика. Я приехал домой, мама сидела и плакала. Я был очень уставший, но предложил маме и папе погулять по местам, где бывал брат. Зашли в клуб, но там уже не было той молодежи, что была несколько дней назад. Через две-три недели мы получили от брата бодрое письмо и фотографию, на которой он был вместе с Мулей Вайспапом и Юделем Лоткиным. Был указан и адрес: Горьковская область, Гороховец[1428]. Это было место формирования Латышской дивизии. Мама решила поехать и навестить сына. В конце сентября она нагрузила две корзины с разными продуктами и теплой одеждой. Шерстяные носки дала Клавдия Кулагина. На рассвете я и папа провожали маму на лошади в сторону пристани Лысково на Волге. Так просто и расстались на большаке. Она пошла одна, сказала, кто-нибудь на подводе подвезет…

Учительница Антонина Александровна. Тоня

В эти же дни я начал учиться. 1 сентября 1941 г[ода] к нам пришли две очень красивые девушки. Первая назвала себя Анастасией Григорьевной – учительница Крутецкой школы, а вторая – классная руководительница Антонина Александровна Бутусова. Они сказали, что один ваш сын – Арон – ушел в РККА, а младший, Илья, должен учиться. Мы получили списки на всех подростков и молодых людей до 17 лет – беженцев, которых мы должны охватить учебой. Мы будем вам помогать – сказала Антонина и вынула из плетеной корзиночки буханку хлеба, кусок сахара и много блинов, начиненных мясом. Подарила мне и ученическую белую рубаху. Я ответил, что работаю в колхозе на полях и учиться днем не могу – я должен помогать папе и маме. Анастасия Григорьевна предложила вечерние занятия с 18 до 22 часов, кроме субботы и воскресенья. Я буду в классе Антонины Бутусовой, а колхоз даст возможность, чтобы я прямо на лошади приезжал в школу. Я брал с собой чистую одежду, в школе переодевался и сразу заходил в класс.

В это время началась уборка хлеба. Поэтому несколько недель с папой работал ночами на молотьбе хлеба. Папа подавал снопы, а я на лошади на гнете отвозил мякину и солому из-под молотилки. После окончания молотьбы я стал приходить в школу днем и стал учеником Антонины Александровны в шестом классе. Мы повторяли программу 4–5 классов. Для меня это было самое замечательное время – не из-за учебы, а потому, что я почувствовал любовь к девушке, которая взяла надо мной шефство. Но я всего этого еще не понимал. Это была азбука любви к девушке. Она была старше меня на пять лет. Ее отец Бутусов Александр Андреевич был директором промкомбината. Поэтому Тоню все знали и уважали.

Антонина Александровна, но так я обращался к ней только на уроках, а после уроков – только Тоня или Тонечка, а она называла меня Илья на уроках, а вне школы – Илюшка. Она была для меня как сестра, и моя первая любовь. Тоня мне часто говорила, что война – это страшно. Она мечтала после войны учиться на врача. Вот такой замечательный друг у меня был в эвакуации.

Заметил меня и ее отец – Бутусов Александр Андреевич. Не знаю и сегодня, может быть, по просьбе Тони, возможно, и нет, Бутусов решил меня и папу принять на постоянную работу по окраске тачанок и изготовлению гужевого оборудования для фронта.

Война набирала силу. Говорили, что бомбили Горький[1429], сводки информбюро сообщали, что сдали Воронеж [1430], у Москвы заняли Истру[1431]. В наших лесах, поговаривали, появились диверсанты. В самом конце октября 1941 г[ода] вернулась и мама. Она рассказала об Алике. Конечно, все было страшно. Через две недели, по словам мамы, дивизию отправляли на фронт. Откуда у мамы были такие силы, чтобы пройти пешком такие дороги, перенести все увиденное? Она постарела и похудела, но была сильной. Наступала суровая снежная зима 1941–1942 года. Я учился и работал. Вместе с папой мы вечером красили тачанки, а днем возили дрова. Нам Бутусов выделил двух лошадей. В 5 утра мы с папой выезжали в лес за дровами. Папа очень боялся ездить на лошади при спуске с больших холмов. Поэтому я съезжал на своем Буйном, а потом пешком возвращался к папе и съезжал с ним на Белке. Так я справлялся с двумя лошадками.

От брата начали регулярно раз в две недели приходить письма-треугольники с адресом: полевая почта, № такой-то. Однажды прислал фото в военной форме. Письма хранил я. В письмах было порой много густо зачеркнуто – вероятно, брат писал какие-то подробности, вычеркнутые цензурой. Каждое письмо было праздником. Письма придавали настроение работать. Мы с папой стали передовыми работниками, мужчин было мало. В феврале 1942 г[ода] Бутусов предложил папе поехать в Дзержинск[1432] вблизи Горького на курсы по освоению производства спичек, так как срочно требовалось наладить их выпуск для фронта. Папа уехал. Теперь вместо папы в лес со мной отправлялась мама. В селе Крутец к этому времени остались только женщины и дети допризывного возраста, а также мужчины за пятьдесят. В нашем доме вечерами стало грустно и страшно. Дом стоял на опушке леса, на ночь мы оставались с мамой вдвоем. Через месяц папа вернулся с документом, что он может самостоятельно работать на производстве спичек. Так начался новый этап нашей жизни, но не все шло так просто.

Мы получили письмо от Алика, что он в Уфе, ранен, лежит в госпитале. После выздоровления его направили в Уфимское военное училище, однако через два месяца получили новое письмо, уже с Ленинградского фронта. Начались новые волнения.

Спички фронту

В эти же дни папа пытался дома сделать состав для спичечных головок, так как директор Бутусов уже приготовил помещение для спичечного цеха в большом каменном погребе бывшего богатого крестьянина – как потом узнали, высланного в 30-е годы в Сибирь. Однако у папы что-то не получалось. Путался он и в рассказе о том, как надо готовить серную массу. Хотя рецепт у него был: дали на курсах. Вот мне и пришлось самому проводить эксперименты исходя из тех рецептов, которые привез папа. В конце концов я