Политическая история Римской империи - Юлий Беркович Циркин

условиях личные качества принцепса и его умение наладить отношения с правящей элитой, и прежде всего с сенатом, приобретали особенно большое значение. Марк умел это делать. Так, идя навстречу сенаторам — выходцам из провинций, он сократил обязательную долю их средств, вкладываемых в Италию и ее экономику, с трети, как это было установлено Траяном, до четверти. Личные же качества Коммода привели к резкому обострению этих отношений. Надо еще иметь в виду, что его предшественники, придя к власти в довольно зрелом возрасте, уже до этого были сенаторами и не только заседали в сенате, но и исполняли ряд сенаторских должностей, поэтому они еще до занятия трона в некоторой степени проникались сенаторским духом и сенаторской психологией, что позволяло сенаторам и императорам понимать друг друга. Особенно это было характерно для Антонина Пия. А Коммод сенаторского опыта совершенно не имел. И это обстоятельство не могло не наложить отпечатка на его отношения с сенатом.

В правление Коммода наблюдается еще одно очень важное явление. Снова набирают силу вольноотпущенники, и некоторые из них даже превращаются в фактических правителей государства. На первый взгляд перед нами повторение феномена, известного из времени раннего принципата, особенно правления Клавдия. Однако в действительности между этими двумя явлениями существует коренное различие. Выдвижение на первый план вольноотпущенников частично при Августе и в большей степени при Юлиях-Клавдиях было вызвано незрелостью императорского государственного аппарата, который еще не отделялся от управления личным имуществом принцепса. Теперь положение было совершенно другим. Бюрократический аппарат был не только создан, но оформлен и структурирован. Решающую роль в нем играли всадники, превратившиеся в служилое сословие Империи. И новое выдвижение вольноотпущенников принцепса было связано исключительно с личностью самого императора. Это явилось резким нарушением принципов работы уже сложившейся государственной машины и установившихся взаимоотношений императора и сената.

Второй стороной принципата как государственного строя была власть сената. По мере усиления императорской власти реальная роль сената уменьшалась, однако полностью она не исчезла. Если в раннем принципате значительную роль в сохранении сената играла необходимость использования его аппарата в управлении государством и отдельными провинциями, то затем эти соображения уже не могли играть никакой роли. Созданный, окончательно структурированный при Адриане и все более расширявшийся, этот аппарат вполне мог полностью заменить сенатский как на общегосударственном, так и на провинциальном уровне. Но для римского сознания было свойственно представление не только о вечности, но и о непрерывности развития своего государства. Зримым воплощением римской государственности и ее непрерывности и был сенат.

Теоретически он по-прежнему являлся высшим органом власти, по крайней мере наряду с принцепсом, а в некотором отношении даже стоял выше его, ибо он наделял каждого нового правителя его властью и имел полное юридическое право лишить того этой власти. Реально это, конечно, могло произойти только при исключительных обстоятельствах, как это случилось в 68 г. с Нероном[125].

Как и раньше, сенаторы являлись первым сословием государства и на этом основании обладали различными привилегиями, в том числе и правами на занятие тех или иных высших должностей. Принадлежность к этому сословию была наследственной. Однако с другой стороны, император имел полное право включить в состав сената и, следовательно, причислить к высшему сословию любого заслуженного человека другого сословия. Марк Аврелий стал относительно широко включать в сенаторское сословие наиболее опытных в военном деле всадников. Это, конечно, было вызвано сложившейся трудной военнополитической ситуацией, поскольку возникла необходимость поставить опытных и умелых людей на высокие военные посты, закрепленные за сенаторами. В перспективе это вело к возникновению внутри сенаторов группы профессиональных военных, что нарушало античный принцип соединения гражданских и военных должностей в карьере, который тщательно соблюдался и даже подчеркивался Августом. В то же время под тем или иным предлогом (а в период, например, гражданской войны и вовсе без предлога) император мог исключить любого человека из сената. Сенаторы были горды свои положением, презирали нижестоящих и при этом раболепствовали перед императором. Сенат как корпорация мог считать себя властью, равной с императором, но каждый сенатор в отдельности полностью зависел от него.

Место римского народа как политического института фактически заняла армия, однако за это время она изменилась. Создание профессиональной армии совершенно естественно привело к возникновению и армейской корпоративной морали. Солдаты, являвшиеся римскими гражданами, всегда считали себя частью гражданского коллектива, но частью лучшей и противопоставленной невоенному населению. Штатские люди платили солдатам той же монетой. Чем дальше шло время, тем больше расходились пути армии и гражданского общества. Солдаты, разумеется, были преданы Риму и Империи, но их отношение к отечеству преломлялось через преданность своему полководцу и в конечном итоге императору как верховному главнокомандующему. Однако в случае конфликта между императором и генералом солдаты, как правило, выступали на стороне последнего.

Античное общество и власть, осуществлявшая руководство этим обществом, были основаны на противопоставлении сравнительно ограниченного гражданского коллектива другим слоям населения. Но управлять огромной державой, сохраняя гражданские привилегии только за сравнительно немногочисленным коллективом природных римлян, было невозможно. Уже Союзническая война отодвинула барьер между коллективом римских граждан и остальным свободным населением государства так далеко, что его можно было почти не принимать в расчет. Неуклонная, хотя тоже с определенными задержками, романизация провинций вела в конечном счете к нивелировке гражданско-правового положения населения Римской империи. Выделение при Антонине Пие двух категорий внутри гражданства с разным отношением к закону стало явным признаком кризиса старого полисно-гражданского бытия. Недаром при этом императоре местные вельможи впервые пытаются отказаться от почетных, но затратных городских должностей.

Хотя успешная романизация вела к практическому уравниванию провинций и Италии, официально последняя занимала в Римской империи особое положение. Если в провинциях вся власть, в том числе юридическая, практически принадлежала наместнику (только в случае смертной казни живший в провинции римский гражданин мог обратиться к суду императора), то юриспруденцию в стомильной зоне вокруг Рима осуществлял префект Города, а на остальной территории — префект претория. Однако такое положение часто делало судопроизводство малоэффективным, поэтому Адриан ввел должности четырех консуляров, занимавшихся судопроизводством в определенной части Италии. Антонин Пий отменил этот акт, но Марку Аврелию пришлось вернуться к нему. Он ввел должности iuridici. Такой iuridicus отправлял гражданское и уголовное правосудие, принимал жалобы на решения муниципальных властей, что ставило местные общины под его контроль, а также занимался некоторыми административными вопросами. В какой-то степени такой глава определенного италийского округа походил на наместника провинции. Высокое положение этих iuridici подчеркивалось их принадлежностью к сенаторскому сословию и пропреторским рангом. Принцепс же стоял вообще над всем свободным населением, как гражданами, так и негражданами.

Все это настолько усиливало