Политическая история Римской империи - Юлий Беркович Циркин

Он даже подтвердил ряд привилегий сенаторов. В сенат Север ввел много своих сторонников и земляков-африканцев и земляков жены — сирийцев. При нем впервые количество провинциалов стало превышать число сенаторов, происходивших из Италии. Введя в сенат, как это часто делали и до него, многих своих сторонников, Север рассчитывал на сотрудничество с этим органом. Хотя должность консула в это время никакого политического значения не имела, она по-прежнему считалась очень почетной, особенно ординарное консульство. И Север делал ординарными консулами либо своих сыновей[127], либо членов знатных сенаторских фамилий, подчеркивая этим свое уважение к сенаторской аристократии, а также ко всем привилегиям сенаторов. Так, принцепс напомнил, что сенаторы освобождаются от обязанности принимать на постой солдат. За ними были сохранены наиболее почетные посты в государстве и в армии. Но его реальная политика оказалась именно антисенатской.

Главными целями Септимия Севера являлись укрепление собственного положения как главы государства и обеспечение внешней и внутренней стабильности империи. В это время открыто утверждалось, что принцепс свободен от действия законов. Такое положение существовало и раньше, хотя «хорошие» императоры старались законы не нарушать. Однако теперь оно было высказано ясно и определенно и стало нормой деятельности принцепса. Это не означает, что Север не обращал никакого внимания на законодательство и юриспруденцию. Наоборот, он много занимался и тем и другим, издав довольно большое количество законодательных актов и часто лично занимаясь судопроизводством. Едва ли случайно, что правление Севера и его преемников было временем расцвета юридической науки.

Север пришел к власти в ходе гражданской войны и, хотя был юридически безупречно признан сенатом, понимал, что для полной легализации своей власти этого было недостаточно. С самого начала стали распространяться слухи о давних предсказаниях астрологов, различных приметах, божественных знаках, предсказывавших будущую великую судьбу Севера. Позже, когда воздвигались статуи императора и выставлялись картины с изображениями его деяний, прибавлялись различные детали, показывавшие божественное покровительство. Оформлялась и другая линия, легитимировавшая, с точки зрения нового императора, его приход к власти. В самом начале своего выступления Север выдвинул лозунг мести за Пертинакса и затем включил его имя в набор своих имен, а вернувшись в Рим после победы над Нигером, провернул юридическую фикцию — посмертное усыновление его Марком Аврелием. После этого он официально стал считаться братом Коммода, внуком Антонина, правнуком Адриана, праправнуком Траяна, прапраправнуком Нервы. Своего старшего сына Бассиана он переименовал в Марка Аврелия Антонина. Таким образом, Север и его семья официально вошли в императорскую семью, правившую Римом уже почти 100 лет, так что он в ходе и результате гражданской войны, как некогда Август, лишь «восстанавливал» государство, разгромив его врагов.

Септимий Север. Мюнхен, глиптотека

Из всех Антонинов только Коммод не был обожествлен. Объявив себя «братом Коммода», Север заставил сенат обожествить ненавидимого им этого принцепса[128]. Еще раньше он настоял на обожествлении Пертинакса, так что теперь все его фиктивные родственники были divi.

Этим Север не ограничился. Обожествление было распространено и на него самого, и на всю его семью, причем объектами обожествления являлись живые люди. Такого в римской истории еще не было. Хотя почитался живой император уже при Августе, официальное обожествление осуществлялось сенатским постановлением после смерти правителя и, как показывала история, не было автоматическим актом. При этом обожествленный император все же становился не богом (deus), а божественным (divus), и разницу между этими понятиями римляне (в отличие от греков) ощущали довольно четко. В I в. обожествить себя при жизни и именно в качестве богов, а не божественных пытались Калигула и Домициан, но эти попытки рассматривались как яркие и несомненные признаки деспотизма и тирании, чуждых римскому сознанию. Естественно, эти акты отменялись после устранения названных принцепсов (кстати, все они были убиты, так что прижизненное обожествление им не помогло). Теперь же обожествлялся даже не только живой император, при жизни становившийся divus, но и вся семья. Возникает понятие domus divina — божественного дома, в котором объединялись правящий, т. е. еще живой, император, его умершие предки и все живые ближайшие родственники. Им всем ставились статуи, их портреты появлялись на геммах и даже монетах. Среди статуй были фигуры первой жены Септимия Севера — Пакции Марциалы, умершей еще до захвата им власти и не оставившей детей. Правда, в отличие от второй жены, Юлии Домны, она в состав божественного дома, как кажется, не включалась. Дворец, в котором проживала семья императора, официально становится sacra (священный). Такое название появилось еще при Коммоде, но тогда оно воспринималось как признак чуть ли не безумия императора, теперь же вполне принималось обществом. В официальную титулатуру вводится слово dominus — господин, и жители империи обращаются к императору dominus noster — наш господин.

Слово dominus всегда означало господина в противоположность рабу. Это в свое время подчеркнул Тиберий, говоривший, что он для солдат — император, для рабов — господин (dominus), а для сената и народа — принцепс. И еще Август решительно отвергал всякие попытки назвать его «господином». В этом отношении Овидий противопоставлял его первому римскому царю Ромулу, говоря, что Ромул носит имя господина, а Август — принцепса. Правда, позже тот же Овидий, находясь в ссылке, называл Августа богом и господином земель, но ясно, что это был лишь зов отчаяния в надежде на прощение. А позже Тацит, выражая традиционную точку зрения, выразительно противопоставлял dominatio (господство) libertas (свободе), одной из основных ценностей римского общества. Однако и в это время можно было обратиться к кому-нибудь domine, но такое обращение являлось всего лишь вежливой формой, если имя человека было неизвестно. После убийства «господина и бога» Домициана Нерва и Траян подчеркивали возвращение к принципату от «господства». И все же уже тогда время от времени к принцепсу стали обращаться «господин», но, как утверждал Плиний Младший, не как рабы к господину, а как дети к отцу (отец семейства — pater familias — тоже издревле был господином своих домочадцев). Позже такое обращение использовалось все чаще. Антонина Пия уже называли «господином земли и моря», но это было сделано только в восточной, греко-язычной, части империи, где традиции монархизма были очень сильны. Включение в число приближенных Септимия Севера представителей Востока, о чем пойдет речь немного ниже, способствовало распространению восточных монархических традиций и в верхах римского общества, особенно в императорской семье. Теперь приложение слова dominus к императору, в отличие от времен Калигулы и Домициана, не вызывало отторжения в римской среде. А