Пария - Энтони Райан

землёй. Мои уроки верховой езды проходили в загончике у конюшен старейшины Фольваста. Я не удивился, узнав, что у него самый большой дом в Ольверсале, стоявший настолько близко к центру города, как только позволяли святилище и библиотека. Это было новое сооружение из красного кирпича, а не из добываемого здесь гранита, и каждый кирпич везли сюда за немалую цену, если верить пожилому конюху.

– В этом городе есть старая поговорка, – сказал он нам, заговорщически подмигнул, и его сильно морщинистое лицо сморщилось ещё сильнее. – Ни один Фольваст не потратит шека там, где можно потратить соверен.

– Ослабь хватку, – добавил Уилхем, когда я поднялся на ноги. – Тебе бы не понравилось, если бы кто-то постоянно тянул верёвку, которая продёрнута у тебя во рту, вот и ему не нравится. И попытайся расслабиться. Ты слишком напряжён. Он из-за этого нервничает.

– Не все выросли в замке с наставниками рыцарских искусств, – проворчал я.

Когда я забрался в седло, жеребец, которого конюх назвал Карник, в честь аскарлийского бога охоты, покорно фыркнул. За два дня тренировок я научился пускать его шагом туда-сюда по загону. Падение стало результатом моей первой попытки ехать рысью.

– Мой наставник тебе бы не понравился, – сказал мне Уилхем. Из-за красноты в глазах он выглядел как человек, страдающий от последствий ночи пьянства, а то, как он шевелил губами, говорило о том, как сильно ему хочется ещё. Спиртное его явно захватило, и я подумал, что наше задание может быть попыткой Эвадины избавить его от этой нездоровой привычки, хотя бы ненадолго.

– Редмайн, так его звали, – продолжал он, и, судя по выражению лица, на него нахлынули ностальгические воспоминания. – Он был слишком низкорождённым даже для того, чтобы заслужить титул, но провёл полжизни на войне и турнирах, а остальную половину учил всему, что знал, начинающих щенков, как он называл своих учеников. Если ты у него на глазах падал с лошади, то тебя секли розгами, а задницу окунали в солёную воду. Хуже, если ронял меч.

– Твой отец позволял простолюдину тебя бить?

– Разумеется. Именно так это и происходит. Рыцарями становятся, мастер Писарь, а не рождаются. Задницу моего отца в детстве секли не раз, так зачем щадить мою? Пойдём. – Он развернул свою лошадь, демонстрируя, как я сейчас понимал, завидное мастерство, поскольку животное словно танцевало от его прикосновения. – Попробуем ещё раз.

Всего потребовалось пять дней мучительных уроков, прежде чем меня можно было счесть способным ехать на лошади хоть сколько-нибудь долго. Несколько успокаивало терпение Эвадины, позволившей так долго продолжать уроки, поскольку это значило, что она не хотела, чтобы я сгинул в диких землях гельда. Однако её отношение ко мне оставалось вежливо-властным, и мне дозволялось находиться в её присутствии ровно столько времени, сколько требовалось на внесение нужных записей в ротные журналы. Поначалу я переносил её холодность дружелюбно и лишь усерднее занимался писарскими обязанностями. Но дни шли за днями, а её настроение не теплело, и во мне невольно разрасталось чувство обиды. Теперь наши счёты сведены, так что же я ей должен?

Вдобавок к основам верховой езды Уилхем ещё взялся обучать меня рыцарским приёмам сражения.

– Алебардой с седла не помашешь, – сказал он, бросив мне меч в ножнах, который, как я видел, просящая Офила носила на спине после Поля Предателей. Наши боевые священники не обшаривали трупы в поисках монет или ценностей, но их сдержанность не распространялась на упавшее оружие. По неизвестным мне причинам она, видимо, согласилась расстаться со своим трофеем, что меня удивило, потому что даже я видел, насколько это хороший клинок.

– Я в жизни мечом не пользовался, – сказал я Уилхему, с восхищением, но и с сомнением бросив взгляд на клинок, который я вытащил из ножен. Металл был чистым и по большей части блестящим, хотя тут и там встречались мутные участки, а на лезвии – неровности от попыток сточить последствия битвы. Невезучий благородный владелец явно был человеком опытным, и к тому же богатым.

– Оно и к лучшему, – ответил Уилхем. – Значит, не придётся избавлять тебя от вредных привычек.

И вот, каждый день перед тем, как забраться в седло, он обучал меня владению мечом, и это оказалось сложнее, чем я ожидал. Я быстро понял, что меч – это больше, чем просто удлинённый тесак. Чтобы хорошо им биться, требовалось одновременно искусство и физическая сила, а не ярость и напор, которые так хорошо послужили мне в моей единственной битве. Немалая часть моего начального обучения ушла на выработку особого соответствия мышц и сухожилий, необходимого, чтобы им размахивать – для этого я пытался повторить различные удары, которые показывал Уилхем. Тут стала очевидной причина атлетичности его фигуры, когда он будто бы без усилий и плавно несколько раз элегантно взмахнул своим мечом. Я же от попыток повторить только вспотел, и мои мышцы заныли.

– В седле держи его одной рукой, а на земле – двумя. И никогда не забывай о важности толстой рукавицы. – Уилхем проиллюстрировал свои слова, выставив меч горизонтально напротив груди – одной рукой в кольчужной рукавице держа за рукоять, а другой сжимая клинок. – А вот так меч становится дубинкой. – Он выставил одну ногу и поднял клинок над головой. – А теперь копьё. – Он сместил ноги и продемонстрировал удар, остановив острие в дюйме от моего лица. – А потом булава. – Шагнув вперёд, он поднял оружие и крутанул – медный цилиндр навершия замер прямо перед тем, как размозжить мою челюсть.

Он улыбнулся, когда я дёрнулся и отступил назад.

– Попробуй. А потом посмотрим, сможешь ли вытащить его, сидя в седле.

Из-за тренировок по верховой езде и владению мечом мне лишь за день до нашего отъезда удалось пойти в библиотеку короля Эйрика, только чтобы получить отказ в доступе к тамошним сокровищам.

– Тебе здесь не место, южанин, – сказал мне самый крупный из двух охранников на входе. Они с напарником разительно отличались от остальных солдат в этом городе тем, что оба были прилично одеты и хорошо вооружены. Ливреи у них тоже были не такими, как у герцогских воинов, и включали в себя белую перевязь, расшитую угловатым шрифтом, который украшал здесь так много зданий и статуй. Они держались настороже, и один взгляд на суровые, решительные лица сказал мне, что любые попытки подкупа будут бессмысленными. Похоже, этот