Большое шоу в Бололэнде. Американская экспедиция по оказанию помощи Советской России во время голода 1921 года - Бертран М. Пэтнод

что Джон Сондерс, должно быть, вел себя крайне нескромно, потому что его связь с женщиной во многом стала причиной его исключения из миссии в декабре 1921 года. Возможно, его действительно погубила любовь к алкоголю. Конкретные факты дела неясны, хотя общая направленность предъявленного ему обвинения достаточно ясна. Голдер говорит, что Сондерс «повернулся спиной ко всем порядочным людям в красно-белых и был занят погоней за женщинами и выпивкой. Когда вы перестанете думать о том, что АРА — самая важная иностранная организация в России, что в Петрограде два или три американца — единственные иностранцы здесь, вы сможете представить себе впечатление, которое мы производим». Голдер говорит, что Сондерс — «этот представитель армии и протеже нашего российского шефа» — привел «свою девушку» домой и что она провела ночь в доме персонала АРА, что вряд ли можно назвать скандальным поведением по стандартам АРА, но явно огорчает Голдера: «Подумайте, как низко пала старая АРА и как это ранит людей, которые годами поддерживали организацию и были верны ей и Шефу».

Гудрич изобразил дело Сондерса в более мрачных тонах. Он сообщил Лондону, что, когда Сондерсу понадобится «проститутка» — термин, который губернатор, возможно, выбрал из-за его морального веса, а не в качестве профессионального описания, — он пошлет своего русского шофера за одной из них и доставит ее в АРА house. Гудрич выразил свое возмущение в довольно взволнованном предложении:

Сондерс не только время от времени напивался, но и приводил проституток в штаб-квартиру АРА, которая была очень роскошно обставлена, содержал их там до такой степени, и его поведение стало настолько хорошо известно, что русские в Петрограде свободно обсуждали этот вопрос и выражали удивление, что АРА разрешила продолжать работу человеку с таким характером на такой важной работе.

Чарли Вейл также хотел бы, чтобы его связь с АРА была досрочно прекращена, хотя и не из-за женщины. Можно было бы предположить иное, если бы кто-то был знаком с его предыдущими подвигами в Европе, по крайней мере, так утверждается в его чванливой автобиографии 1932 года «Приключенческая девка», которая начинается утверждением: «Приключение — это раскаленная маленькая дьяволица женского пола, жаждущая быть изнасилованной». Вейл изображает себя в послевоенной Европе как «вечно гоняющегося за этой шлюхой, Приключениями, в то время как я должен был жить в супружеской респектабельности». Что, по-видимому, помогло ему вести себя сравнительно хорошо в России, так это его назначение в относительно изолированный подрайон Новоузенск, где, должно быть, не хватало подходящего женского материала. Поскольку в этой новой среде, признает он, он «не спал с девушками, то есть не очень часто».

Бабин выразил свое отвращение по поводу того факта, что его американский шеф в Саратове общается с «уличной девкой», но это было ничто по сравнению с тем, чему он стал свидетелем за несколько недель своего пребывания в столице. Запись в его дневнике от 14 июня 1922 года переносит нас внутрь Коричневого дома. Сейчас ночь.

Сирлз [Surles] и я были уже в постели, когда Фаррахер вошел в нашу комнату, едва держась на ногах. Облокотившись на стол Сирлза, он объяснил нам, что у них в комнате четыре женщины и только трое мужчин, что у него такой-то и не могли бы мы прийти и помочь им, и т.д., и т.п. самого отвратительного характера. Мы предложили ему обратиться к нашим соседям, что он и сделал.

Как человек, живший и в России, и в Америке, Бабин, похоже, был особенно чувствителен к идее, что вся эта плотская активность может очернить репутацию Америки среди русских. Однажды сотрудник службы помощи в доме персонала попросил его перевести для звонившей женщины, которая не говорила по-английски. «Она поинтересовалась, все ли американцы похожи на тех, кто приехал с АРА в Москву. «Наши российские молодые люди не очень разбираются в морали — я имею в виду в отношении женщин, — но они ангелы по сравнению с вами, американцами».

Россиянин, работавший на медицинском складе АРА в Москве, рассказал Бабину, как с улицы он заглянул в окно одной из американских резиденций и увидел нескольких «пьяных в стельку» работников по оказанию помощи в компании обнаженных женщин. Оскорбленный москвич заметил: «Конечно, американцы нам очень помогли, но мы могли бы прислать сюда людей более трезвых».

ГЛАВА 19. ЗАПУТАННОСТИ

В своих письмах домой Флеминг посвятил достаточно места своим любовным приключениям в России. Эта переписка показывает, что Оксфорд не передал юному Гарольду всех знаний о привлечении противоположного пола.

Флеминг прибыл в Москву в июне 1922 года и сразу же погрузился в жалость к себе из-за одиночества и тоски по дому. В своем первом письме родителям он сокрушается: «Мне было бы грустно рассказывать вам, какая умирающая Москва, поэтому я буду избегать ее». Вот как это было с Москвой, это никогда не было любовью с первого взгляда.

В своем втором письме от 30 июня, где он перечисляет все дорогие сердцу вещи, отсутствующие в его жизни в российской столице, он жалуется, что здесь «нет даже двух вещей, которые можно было бы собрать вместе, чтобы Святой Дух почил на них». 7 июля в письме «Биллу» он более прямолинейно описывает проблему: «Мои вечера — источник постоянного недоумения и неудовлетворенности, после ужина я подумываю о том, чтобы пойти в офис, а потом начинаю задаваться вопросом, почему я до сих пор не нашел русскую девушку».

Совершенно неожиданно, всего две недели спустя, все налаживается. Гарольд в восторге, потому что нашел свою русскую девушку, и он не стесняется рассказать об этом своим родителям:

Прежде всего, хочу сообщить вам, что я прекрасно провожу время в своей жизни; чувствую себя счастливым, несмотря на длинный день; в добром здравии и, кажется, всегда готов что-то начать, у меня много энергии и т.д.; моя работа интересна и увлекательна в течение дня; и я нашел очень красивый словарик, которая не говорит ни на чем, кроме русского, и, я думаю, я нравлюсь ей так же сильно, как и она мне, что довольно много, скажу я вам.

Флеминг влюбился в свою учительницу русского языка Полину Жирнову, и в одночасье Москва волшебным образом превратилась в город неограниченных социальных возможностей. Он просит родителей прислать ему один и другой костюм и пальто.

К 9 августа, после нескольких недель пикников и долгих прогулок, Гарольд совершенно сражен, хотя временами он выражается так, что непосвященных может ввести в заблуждение относительно истинного объекта его привязанности: «Я так люблю Москву, что мое сердце будет разбито, когда придет время уезжать; я думаю, я был бы