платить коммеркии и налоги, но сохранили для своих граждан юрисдикцию, независимую от генуэзских властей, как это было при короле. Юридически для венецианского купечества не существовало никаких формальных препятствий свободного входа в порт или ведения торговли в городе. Они легко сотрудничали между собой, заключали сделки, создавали временные компании, назначали прокураторов, не обращая внимания на национальность, в том числе и с генуэзцами, являлись откупщиками габелл. Последнее не было запрещено венецианцам, исполнявшим в городе обязанности чиновников. Примеров тому множество. Упомянутый нами выше Даниэль Морозини появляется в массарии 1391–1392 г. именно как откупщик габеллы. В 1447 г. известные венецианцы Марко Корнаро, Гаспар (Гаспарино) де Рива и Аргон де Иличе сотрудничали в торговле специями, прежде всего перцем, с не менее известными генуэзцем Франческо Гримальди де Кастро. После произошедшего кораблекрушения и гибели части товара у берегов Дамьетты состоялось судебное разбирательство в курии генуэзского капитана и подеста в Фамагусте о том, кому должен принадлежать оставшийся товар и кто виноват в утраченном. Суть дела в следующем: Франческо де Гримальди де Кастро подает жалобу дожу и Совету старейшин, в которой рассказывает, что когда-то вел торговлю вместе с гражданином Венеции Марко Корнаро и Аргоном де Иличи. Одновременно он являлся доверенным лицом, т. е. прокуратором, гражданина Венеции Гаспара де Рива. По распоряжению Марко Корнаро он должен был доставить из Фамагусты в Александрию для продажи имбирь (zebibiri), который был куплен у анконского купца Грациозо Бенингазо. Корнаро, кроме того, передал Франческо деньги и другие товары, чтобы закупить в Египте перец. Распоряжение Корнаро было исполнено, и вырученные деньги Гримальди, действительно, вложил в 45 корзин перца, который отправил в Дамьетту. Тем временем в Дамьетту прибыл Грациозо Бенингазо и заявил, что названный имбирь принадлежит ему. На этом основании он потребовал от прокуратора Гаспара де Рива и Марко Корнаро вернуть ему названный товар. Разразился большой скандал, в который были вынуждены вмешаться консулы Венеции и Анконы в Александрии. Уже купленный перец пришлось отдать в залог одному из консулов до окончания разбирательства по делу. Однако потом было решено, что в целях безопасности было бы лучше переправить товар в какое-нибудь христианское место: в Фамагусту, Кандию или Родос. В итоге перец погрузили в Дамьетте на корабль венецианца Гаспара де Рива. Непонятно по какой причине, но корабль венецианца находился не в порту Дамьетты, а был, судя по всему, на почтительном расстоянии от него. Ибо сначала все 45 корзин перца, принадлежавшего Марко Корнаро, вместе с товаром других купцов были погружены на какую-то дзерму (zerma), которая должна была доставить его на вышеуказанный корабль. В двенадцати милях от берега дзерма потерпела крушение, и 36 корзин перца из 80, находившихся на борту, погибли. Среди потерянных, как заявлял в суде Франческо Гримальди, были как раз корзины Марко Корнаро. Гримальди также заявил в иске, что Грациозо хорошо знал о случившемся, поскольку сам лично вытаскивал из воды тонущий товар. Однако 36 корзин тогда спасти не удалось. Оставшийся перец Гаспар де Рива привез в Фамагусту. Грациозо Бенингазо также прибыл в Фамагусту и немедленно подал капитану города иск с требованием конфисковать весь перец, привезенный Гаспаром де Рива из Египта, и передать ему все 45 корзин указанного товара. Генуэзский капитан, секвестировавший перец, незамедлительно приговорил Гаспара выплатить истцу за 45 корзин перца компенсацию в 1757 белых безантов и 20 каратов, что составляло 170 дукатов[1621]. Названное дело великолепно демонстрирует не только отношения иностранного купечества между собой, сложные переплетения их сотрудничества, но и степень их зависимости от генуэзской администрации Фамагусты. Удивительно, что анконец подает иск против венецианца не консулу своего города, которого в Фамагусте могло и не быть, или консулу Венеции, что казалось бы логичным, а генуэзскому капитану. Следовательно, именно в нем видит анконский купец источник правосудия и реальную власть. От него, а не от своего правительства ставит он в зависимость свое благополучие в торговом предприятии. Генуэзский капитан также ни на минуту не усомнился в своем законном праве судить граждан других государств. Вполне закономерное и законное требование Гаспара де Рива рассматривать проблему при участии венецианского консула, ибо оно касается граждан Венеции, услышан не был. На заявление Франческо Гримальди, что генуэзские власти не имели права судить венецианцев, обязанных предстать только перед судом венецианского консула, тоже никто не обратил внимания. Капитан, словно не желая придавать дело международной огласке, рассудил «скоро и право» проблему между анконскими и венецианскими купцами. Однако в этом деле проявляется значительно более глубокое взаимодействие на рынке Фамагусты между купечеством разных национальностей, чем это может казаться на первый взгляд. Заметим, что генуэзец Франческо Гримальди, казалось бы, участвует в нем всего лишь как прокуратор Гаспара де Рива, т. е. он всего лишь доверенное лицо. Он никак не пострадал от приговора генуэзского капитана и ничего не потерял в результате произошедшего инцидента. Тем не менее, именно он не только от собственного имени, но и от имени своих венецианских компаньонов подает иск генуэзскому правительству. Именно он ищет правосудия в Генуе не только для себя, но и для венецианских коллег. Причем делает он это, судя по всему, много лет спустя после произошедших событий, когда, вероятно, все другие способы добиться справедливости в судах более низкой инстанции были исчерпаны. Следовательно, его инкорпорированность в предприятие Марко Корнаро была значительно глубже. Компания Корнаро выглядит как международная. Деловые интересы доминируют в ней над национальными различиями, экономической конкуренцией и политическими разногласиями, всегда существовавшими между итальянскими торговыми городами.
Из приведенного примера становится также очевидным, что на практике право венецианцев на собственную юрисдикцию в Фамагусте легко нарушались. Это становится особенно заметным с 1440-х гг. С этого времени генуэзцы явно предпочитали иметь в Фамагусте, как ни парадоксально, консулов Венеции, являвшихся гражданами Лигурийской республики. В 1440 г. впервые дож Генуи Томмазо Кампофрегозо добивается у дожа Венеции Франческо Фоскари признания консулом венецианцев в Фамагусте генуэзца Бенедетто де Вернациа[1622]. В этом же году другой генуэзец Николо Леркари, являвшийся массарием Фамагусты, 9 февраля 1440 г. вдруг назван в массарии консулом венецианцев[1623]. С конца 1440-х и в 1450-е годы генуэзское правительство, кажется, просто ставит венецианцев в известность о назначении генуэзца на названную должность. В 1449 г. эта обязанность была возложена на генуэзца Антонио ди Антонио, названного в документе венецианцем. Тогда дож Генуи Лудовико Кампофрегозо просто потребовал от дожа Венеции Франческо Фоскари признать его консульские права. Более того, в 1451 г. Фоскари пишет письмо байло Венеции на Кипре Донато Корнаро, в котором сообщает, что Антонио имеет право