"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

Один из журналистов торопливо спросил:

— Вы решили распрощаться с карьерой, мистер Кэпвелл? Но ведь должность заместителя окружного прокурора открывала перед вами весьма обширные перспективы на юридическом поприще. Кроме того, вы могли бы посвятить себя политической деятельности. Ваш опыт работы заместителем окружного прокурора позволял вам надеяться на весьма неплохие возможности и перспективы.

Мейсон спокойно ответил:

— Мисс Лайт сумела убедить меня в том, что я должен покончить с прежней жизнью. Я прозрел.

— Вы считаете, что теперь стали лучше?

Мейсон снова ударился в дебри рассуждений:

— А что такое по–вашему, так называемая проблема прогресса? Становимся мы лучше или хуже? Я никогда раньше не задумывался над тем, что путь человека не прямая линия прочерченная вперед или вниз; он извилист, как след через долину, когда человек идет куда хочет и останавливается где хочет. Он может пойти в церковь, а может свернуть в какой‑нибудь грязный кабак или свалиться пьяным в канаву. Жизнь человека это повесть полная приключений. То же самое можно сказать даже о жизни Бога. Наша вера примирение, потому что в ней свершаются и философия и мифы. Она повесть и от сотен повестей отличается только тем, что правдива. Она философия, одна из сотен философий, только эта философия — как жизнь. Все философии, кроме веры, презирали здоровый инстинкт. Вера оправдывает этот инстинкт. Находит философию для него и даже в нем. В приключенческой повести человек должен пройти через много испытаний и спасти свою жизнь. В вере он проходит испытание, чтобы спасти душу. И там и здесь свободная воля действует в условиях определенного замысла. И там и здесь есть цель. И дело человека прийти к ней.

— Мистер Кэпвелл, как вы считаете, ваша вера позволила вам достигнуть вашей цели? А почему вы решили найти ее именно в проповедях мисс Лайт? Почему вы не обратились, скажем к буддизму или конфуцианству? Ведь, по большому счету, ни одна философия не отличается в этом от другой?

Мейсон снисходительно улыбнулся:

— Ни одной из этих философий не ведома тяга к сюжету, к приключению — словом к испытанию свободной воли. Каждая из них хоть чем‑нибудь да портит повесть человеческой жизни — то фатализмом, унылым или бодрым, то роком, на корню убивающим драму, то скепсисом, на корню убивающим действующих лиц, то узким материализмом лишающем нас эпилога, где сводятся все счета, то механической монотонностью, обесцвечивающую даже нравственные критерии, то полной относительностью, расшатывающую все практические критерии. Есть только две повести на свете — о человеке и о богочеловеке. Вот почему я нашел свою истину в рассказе о Спасителе.

— Но ведь, наверняка, все это было вам знакомо и раньше. Почему же вы пришли к этому только сейчас?

Мейсон поднял вверх палец и наставительным тоном продолжил:

— Наша вера — откровение ниспосланное свыше. Истинную повесть о мире должен рассказывать кто‑то кому‑то. По самой своей природе повесть не висит в воздухе. Ее соотношение сил, ее неожиданные склонности и повороты нельзя вывести из отвлеченных кем‑то правил. Мы не узнаем, как обрести тело Христово, если нам сообщат, что все течет или все повторяется. Я не стыжусь признаться в том, что не мог обрести раньше истинного света. Я был слишком озабочен светскими делами. Я не подозревал о том, что в моем сердце есть уголок, в котором еще сохранилось место для истинной веры и истинных убеждений. Для этого мне потребовалась помощь мисс Лайт. Она своим горячим словом, своим истинным убеждением смогла помочь мне открыть это место в своей душе и в своем сердце. Умом человек не может прийти к вере. Для этого требуется душа. Хвала Спасителю, мисс Лайт смогла обнаружить во мне то, что Бог называет душой. Я молю Господа о том, чтобы и другие могли прийти к вере так же легко и просто, как я, с помощью мисс Лайт.

— Неужели вы так восприимчивы, мистер Кэпвелл? — поинтересовался один из журналистов с диктофоном в руке. — У публики может сложиться впечатление, что лишь неустойчивая натура может так легко поддаться чужому влиянию.

Мейсон сдержанно ответил:

— Просто я слишком сильно верю в то дело, которому посвятила себя мисс Лайт.

Воцарившаяся на некоторое время пауза свидетельствовала о том, что такое объяснение было слишком неубедительным.

— Скажите, мистер Кэпвелл, — продолжал любопытствовать все тот же журналист. — Как мисс Лайт удалось найти путь к вашему сердцу? Вы не могли бы рассказать нам об этом поподробнее. Ведь, насколько нам известно, проповеди других последователей Иисуса Христа не обращали на себя в последнее время столько внимания, сколько то, что делает мисс Лайт.

Мейсон усмехнулся:

— Разумеется, я бы мог посвятить этому некоторую часть своего времени, однако думаю, что это получится менее убедительно и достойно, нежели это делает мисс Лайт. Ее устами вещает глас Божий. Она явилась в этот мир для того, чтобы принести людям слово истинной веры. Я еще не настолько овладел этим даром, чтобы говорить вместо нее. У меня есть идея, — он окинул просветленным взглядом всех собравшихся на ступеньках здания Верховного суда. — Почему бы вам не прийти сегодня к ней. Состоится что‑то вроде ее знакомства с обществом Санта–Барбары. Обещаю, что на вас, наверняка, это произведет ошеломляющее впечатление. Каждый, кто хоть раз услышит истинное слово божье из уст мисс Лайт, увидит ее просветленный взгляд, сможет проникнуться идеями божьими. Я знаю, что таких как я, потерявших смысл жизни и стремящихся вновь обрести его, очень много и, мисс Лайт способна помочь нам. Вы убедитесь сегодня в этом сами.

— Кейт! Где ты там? — крикнула Джина потягиваясь.

На полу, в номере дешевого мотеля, где в последнее время жила Джина Кэпвелл, были в беспорядке разбросаны вещи. Джина пошарила рукой возле постели в поисках подходящего одеяния, однако, обнаружив, что там лишь побитый молью халат, разочарованно отшвырнула его.

— Кейт! Ну где же ты! — снова крикнула она. — Принеси мне чего‑нибудь выпить.

Наконец, из ванны раздался голос окружного прокурора:

— А что, у тебя есть какая‑нибудь выпивка? Честно говоря, я бы не отказался сейчас от джина с тоником. После сегодняшней бурной ночи мне нужно взбодриться.

— Ты же знаешь, что я не люблю держать у себя дома крепкие напитки. А вот шампанское у меня есть.