Дитя чумного края - Натали Абражевич

— Нам надо ниже по течению, но если мы пойдем с огнями, нас заметят, а в такую темень мы без них переломаем ноги. Ожидали, что ночь будет лунная.

Понятно было, что он не решается отдать приказ — и сам не знает, что здесь лучше сделать..

— Может, переждем здесь, в доме? Уж найдем каморку.

— Нам не полагалось здесь задерживаться.

— До рассвета несколько часов. Луна не выглянет — пора уже усвоить, что над этой проклятой землей так просто тучи не расходятся.

Он долго колебался, но в итоге сдался, и все поплелись к домишкам. Йер приметила нервозность, непривычную для Йергерта, но он был трезв и больше похож на себя, чем был в минувшие с их памятного разговора дни. Она хотела верить, что, какой бы им приказ ни дали, он заставил Йергерта оправиться быстрей.

И что все, сказанное про чумную деву, все же было пьяным бредом. В это было легко верить, зная, что чумы в лагере нет. Пока.

Покинутый хозяевами и обжитый братьями домишко был нелеп — как будто в нем сошлись два мира, каким не положено соприкасаться.

Йер зашла под крышу, осмотрела комнатки и ощутила вдруг щемящую тоску — в убогости каморок с выщербленными стенами что-то показалось ей родным, знакомым.

Она села подле очага и жадно изучала то, что оставалось от хозяев: в углу куколка из кукурузы с кровью поперек мордашки, поверх ворох женских юбок с вышитым узором в западной традиции — край пущен на тряпье, расколотая миска — один черепок у очага, от острого конца бежали струйки крови, будто им кого-то порешили…

А поверх всех этих артефактов прошлого, смотрящего словно из дымки Повелителя Туманных Троп, выглядывало орденское настоящее: точильный камень для меча и древки стрел — еще не очиненные, оставленные на просушку сапоги, а на стене углем намазан кривенький Лунный Огонь — старательная реплика с герба.

Отряд рассыпался по комнаткам и по полатям. Одни легли и мигом захрапели, кто-то взялся чистить без того блестящий меч, а кто-то, как и Йер, забился в уголок. Колдунья вышла на крыльцо — оттуда вскоре потянуло отвратительно вонючим, не Лиесским табаком.

Лишь Йергерт все не мог приткнуться — то садился, то вставал, то стенку подпирал. Порою подходил к огню, протягивал ладони, а в другой раз подходил к окну, распахивал кривые ставни, заедающие в раме, и смотрел наверх, в густую черноту.

За ним следили взгляды. Наконец-то один брат не выдержал:

— Не мельтешил бы ты уже — быстрее утро не придет. Присядь. В ногах нет правды.

— В заднице, выходит, есть? — угрюмо огрызнулся Йергерт, но и правда сел.

Устав за ним приглядывать, Йер подняла примеченную куколку, чтоб рассмотреть поближе. Силуэт по светской моде: пышный лиф до ребер и подол в два слоя — верхний до колен, а нижний в пол. На голове селянская косыночка, а волосы под нею сделаны из рыльцев кукурузы — те сваляляись до того, что толстая косичка и не думала распасться, хоть ленточка с нее куда-то делась, лишь залом остался.

Йер могла поклясться, что когда-то ей случалось поиграть с такой, но только хоть убей не помнила, когда — на память ей осталось только кривенькая рожица и удивительно приятная шершавость листьев. Что-то будто бы маячило на грани восприятия, но чем сильней она сосредотачивалась, тем сильнее оно ускользало, и Йер утомилась. К чему мучаться, пытаясь вспомнить, если без того понятно: это ее земли, ее родина.

Она еще немного повертела куклу: сзади весь подол в крови насквозь — уже никак не вымыть. Йер на миг сделалось жалко, но затем она лишь отмахнулась и рассеяно швырнула ее в угли очага. Поменьше станет хлама.

* * *

Наконец-то дождались. Нет, не рассвета — только первого его предвестника — чуть зеленеющего неба на востоке. Где-то там уж скоро зашумит Лиесс, начавший пробуждаться, забурлит его привычная возня, столица станет шумной, оживленной и веселой.

Здесь же, в землях проклятых и нечестивых, Йергерт, что вконец извелся, поднял всех, не выжидая больше. Отряд взял мешки и двинулся в дорогу, быстро растворившись в только-только начавших сереть потемках.

Они сделали петлю, и лишь потом, когда укрылись за деревьями, вернулись к руслу Эрхлинда. Отряд пошел вниз по течению.

Не выходили совсем к берегу, чтобы себя не выдать, но журчание звучало даже сквозь тяжелое дыхание и звон металла. Волочить на собственном горбу мешки было непросто, уж тем более — через подлесок, когда под ногами то нора, то выпуклый вертлявый корешок, но ни один не жаловался.

От реки тянуло сыростью и стылом холодом, шуршал иссохший на зиму рогоз, по руслу разносился стук докучливого мельничного колеса. Густой и влажный воздух торопился посветлеть, сменял унылые рябые сумерки на еще более унылое и тягостное утро — блеклое, бесцветное и с комковатым небом.

В блеклом свете очертился, а затем стал виден дальний берег — кряжистый, крутой, изъеденный промоинами. Через траву пробивались крупные пласты известняковых выходов — белесых, ноздреватых, осыпающихся мутными полосками на склонах

Наконец-то Йергерт встал и сбросил с плеч мешок. Заметно выдохнул.

Уж рассвело, но скупо и паскудно до того, что чудилось, что солнце позабыло встать, застряло где-то по пути. Воздух рябил, не расставался с серостью, и, может статься, что так будет целый день.

Отряд стоял у небольшого пляжика в изгибе русла. На сыром песке подобно оттискам на сургуче остались явные следы зверья, ходящего на водопой. В засохших стеблях путались витушки ивовых листков — расставшиеся с ними ветки силились достать желтыми кончиками до воды.

С той стороны под скатом сгладившегося холма тянулась узкая полоска берега — ее затягивали заросли деревьев, прячущие склон.

Йергерт взглянул вверх по течению, и Йер невольно повторила, тут же замерев с нелепо приоткрывшейся губой.

Через поток шагали арки переправы, гордо высились над гладью, а их сестры в отражении дрожали, вспоротые суетной стремниной. Позади, на вспухшем выше всех холме стоял большой краснокирпичный замок.

Линденау.

Йер не в силах была оторвать глаза. Яркие стены презирали бледность умершей природы, поволоку раннего утра. Ни крови, ни ворон.

Ни звука, ни души, ни огонька.

Йер поняла вдруг Йергерта, сказавшего, что замок не такой, каким ты ожидаешь его видеть, что он удивительно обычный. Он был грузный, крупный и… ее.

Его внушительные стены, высящиеся над ними крыши, склон с извившейся на нем дорогой — это