Гражданин Бонапарт - Николай Алексеевич Троицкий

барону У.В. Гренвилу отзыв о себе: «Император в полном смысле слова не в своём уме», — гнев императора обрушился и на англичан. 1 апреля 1800 г. Павел потребовал от английского правительства отозвать «кавалера Уитворта» (после затянувшихся объяснений тот был всё-таки выдворен из России в июле)[1483], а 13 апреля отозвал из Лондона и своего посла — графа С.Р. Воронцова, предписав ему отправиться «к водам, на континент»[1484].

Всё это в общих чертах, а многое и в подробностях Наполеон узнавал из разных источников. Кроме дипломатии, прессы и слухов он использовал свою, довольно необычную, платную агентуру в Петербурге. То были две «красотки», вкравшиеся в доверие к наиболее влиятельным особам петербургского двора, вплоть до самого Павла, и добывавшие, а затем доставлявшие Наполеону ценнейшую информацию[1485]. Одна из них, актриса по фамилии Шевалье, стала фавориткой царского любимца графа И.П. Кутайсова[1486], а возможно, и царя. На деньги Кутайсова (он был обер-шталмейстером императорского двора) Шевалье устраивала себе дорогие бенефисы для избранной публики, где заводила самые многообещающие с агентурной точки зрения связи. Впрочем, по воспоминаниям современников, близких к двору Павла, она сблизилась с петербургским военным губернатором графом П.А. фон дер Паленом (главарём заговора против Павла I!), не разглядев, естественно, в нём заговорщика, после чего, «сама того не подозревая, работала против своего шефа (Наполеона. — Н.Т.) и помогала Палену»[1487].

Другая разведчица первого консула, некая Каролина де Бонейль (она же Аделаида Рифлон), «дочь золотаря-живодёра из Буржа», как пишет К. Валишевский, была близка с вице-канцлером Н.П. Паниным, который ратовал за союз России с Англией против Франции, и одновременно с фактическим руководителем Коллегии иностранных дел Ф.В. Ростопчиным — сторонником русско-французского союза. Такой альянс позволял разведчице добывать и сообщать в Париж вдвойне полезную информацию.

Наполеон изыскивал и внимательно изучал любую возможность для сближения с Россией, не забывая об этом даже в страдное время перехода через Сен-Бернар и битвы при Маренго. Именно он первым из французских политиков сумел не только до конца уразуметь взаимную выгоду русско-французского союза, но и практически приступить к его созданию. Он всё учёл — и географическую удалённость России от Франции, что исключало территориальные конфликты между ними; и заманчивую возможность для обеих стран контролировать с двух концов Европы в союзе друг с другом положение дел на континенте; и, наконец, перспективы совместного удара по английскому владычеству в Индии, которая служила для Англии главным, неиссякаемым источником колониального обогащения.

Всё взвесив, Наполеон начал действовать. Он точно выбрал момент, когда Павел I охладел к своим партнёрам по антифранцузской коалиции и рассорился с ними. Первый шаг лидера Французской республики навстречу властителю Российской империи был равно эффектным и эффективным. 18 июля 1800 г. первый консул предложил — из уважения к «храбрым войскам» России — возвратить на родину безвозмездно и без всяких условий, с воинскими почестями, всех русских пленных числом в 6732, включая 134 генерала и штаб-офицера[1488], причём выказал невиданную в истории войн любезность, распорядившись, чтобы им не только вернули оружие, знамёна, личные вещи, но и выдали новенькие мундиры, сшитые за счёт французской казны по форме их частей. Вслед за тем, учитывая тот факт, что Павел I с 1797 г. носил титул Великого магистра Мальтийского ордена, Наполеон послал ему в подарок реквизированный французами на Мальте (по пути в Египет) старинный меч, который ещё в начале XVI в. папа римский Лев X подарил одному из магистров ордена.

В Петербурге и вообще в России великодушие первого консула Франции к русским военнопленным произвело самое благоприятное впечатление. Не сразу и не везде, но отчасти стало меняться к лучшему и восприятие россиянами Наполеона как личности. В августе 1800 г. петербуржцы узнали, что русский художник написал картину, «изображающую момент, когда Бонапарт устремился на мост у Лоди» (должно быть, художник имел в виду Аркольский мост), а «императрица (Мария Фёдоровна, супруга Павла I. — Н.Т.) купила картину за 600 рублей»[1489].

Что касается самого императора Павла, то он был прямо-таки пленён рыцарскими жестами Бонапарта, которого ещё недавно называл «корсиканским узурпатором», и, недолго думая, из врага обратился в его поклонника, тем более что ему импонировал порядок, наведённый Бонапартом во Франции. Самодержец всея Руси выставил в своём дворце напоказ бюст первого консула Французской республики и (по воспоминаниям кн. М.А. Нарышкиной) всякий раз, когда проходил мимо, снимал перед ним шляпу и говорил приближённым: «Салютуем самому великому генералу современности!»[1490] На дворцовых приёмах император пил за здоровье первого консула и говорил о его «добродетелях», довольный тем, что «он делает дела, и с ним можно иметь дело»[1491].

Так была подготовлена почва и положено начало сближению республиканской Франции с царской Россией. Но обеим сторонам предстояло преодолеть немало затруднений, связанных с различием не только социального и государственного устройства двух великих держав, но также и с их политическими особенностями, традициями, предпочтениями. Здесь надо отдать должное Павлу I. Он тоже, как и Наполеон, смог оценить взаимные выгоды союза России с Францией, несмотря на все различия между ними, и противостоять антифранцузскому давлению как собственных, так и зарубежных политиков. В то же время внутри страны проанглийски настроенные сановники со своими приспешниками делали всё, чтобы не допустить сближения с Францией. 9 сентября 1800 г. вице-канцлер Н.П. Панин[1492] подал императору докладную записку о том, что интересы и долг Российской империи требуют оказать немедленную военную помощь «Австрийской монархии, находящейся на краю пропасти»[1493]. Фанатичным англоманом был российский посол в Лондоне С.Р. Воронцов, без устали пытавшийся заодно с Ч. Уитвортом склонить Павла I к единению с Англией. В этом рвении Воронцову и Уитворту всемерно (главным образом интригами) помогали три брата Зубовых — Платон (последний, 20-й по общепринятой хронологии, фаворит Екатерины II), Николай (зять генералиссимуса А.В. Суворова, один из убийц Павла I) и Валериан, а также их сестра О.А. Жеребцова, любовница Уитворта. Этой особе уместно посвятить отдельный абзац[1494].

Ольга Александровна Жеребцова, урождённая Зубова (1766–1849), была вдовой генерал-поручика А.Г. Жеребцова, убитого в несчастной для русских войск битве под Бергеном в Голландии 19 сентября 1799 г. «Красавица, одарённая необыкновенным умом и мужским характером, — такой она была по словам А.И. Герцена, который был наслышан о ней и лично познакомился с нею, уже 70-летней, при Николае I. <…> У неё собирались заговорщики, она подстрекала их, через неё шли сношения с английским посольством»[1495]. Перед самым