Гражданин Бонапарт - Николай Алексеевич Троицкий

Венгрией, Богемией, Моравией и другими её владениями — около 24 млн[1468]. Союз между Францией и Россией сулил и той и другой стороне отличные перспективы, а именно контроль над положением всего и вся в Европе плюс надёжная защита, фактически гарантия для России и Франции, связанных договорённостью о взаимной помощи, от наступления со стороны любого врага.

Вот почему задолго до Наполеона, по мере того как обострялась борьба великих держав за европейскую гегемонию, приведшая к Семилетней войне, французские политики потянулись на восток Европы, к России за дружбой и поддержкой. Ещё в 1739–1744 гг. посол Людовика XV в Петербурге маркиз Жак Иоахим Шетарди, способствовавший, кстати сказать, воцарению Елизаветы Петровны, добивался желанного для Франции договора о союзе с Россией, но переусердствовал в интригах против вице-канцлера А.П. Бестужева- Рюмина и был выслан на родину ни с чем[1469]. Что касается участия Франции в т.н. Версальском союзе с Россией и Австрией 1757–1761 гг. (во время Семилетней войны), то этот союз «не имел ни устойчивости, ни выгодности», поскольку Франция и Россия использовали его для разных целей — Франция против Англии, а Россия против Пруссии[1470].

Лишь после долгого перерыва молодой, но, как вскоре выяснилось, первоклассный французский дипломат, с 1784 г. посол при дворе Екатерины II граф Луи Филипп де Сегюр (сын военного министра Людовика XVI, маркиза Ф.А. де Сегюра) вошёл в доверие к Екатерине и добился заключения 11 января 1787 г. договора между Францией и Россией о дружбе, торговле и навигации. Этот договор стал «высшей точкой в русско-французских отношениях в XVIII в.»[1471], и только революция 1789 г. во Франции надолго прервала столь удачно, казалось бы, начатый диалог двух великих держав.

Наполеону в его стремлении к союзу с Россией пришлось начинать с нуля. К тому времени, когда он возглавил Французскую республику, в Российской империи три года правил император Павел I, сын Екатерины II и Петра III. Личность его характеризуется в источниках и литературе, как правило, критически, либо даже саркастически. В представлении авторитетных историков (и отечественных, и зарубежных) он был самодур и чуть ли не сумасброд.

«Полусумасшедший Павел», — так охарактеризовал его Е.В. Тарле, а Казимир Валишевский в своём суждении о Павле пошёл ещё дальше: «…в том, что он говорил или делал, всё было одним сплошным безумием», причём, как полагал Валишевский, это «исторически установленное» безумие Павла объяснялось тем, что он заразился «зловредным ядом» идей, распространявшихся из революционной Франции «по всему свету»[1472]. «Его расстроенный рассудок мутится», — так представлял себе Павла Анри Труайя[1473].

Менее негативно и, думается, более достоверно характеризовали личность Павла С.Ф. Платонов, Н.Я. Эйдельман и английская исследовательница Джанет Хартли, по мнению которых Павел отличался «эмоциональной неуравновешенностью, а не действительным помешательством», ему были свойственны «горячность и впечатлительность» в сочетании с «колоритом чего-то случайного, болезненного и капризного»[1474]. Н.К. Шильдер имел основания заключить, что характеристика английского короля Карла I, которую Павел выписал для себя из «Истории Англии» Д. Юма, «вполне применима» к самому Павлу: «В речах и образе мыслей встречаешь ум и рассудительность, а на деле видишь часто безрассудство и неблагоразумие»[1475].

Во всяком случае легенду о сумасшествии Павла I давно уже следовало отбросить — раз и навсегда. Пожалуй, главный аргумент против этой легенды — многочисленное (4 сына и 6 дочерей) и вполне здоровое потомство Павла.

Вместе с тем есть доля истины и в парадоксальном, на первый взгляд, наблюдении К.Ф. Валишевского: в Павле I «сидел тот же беспокойный дух, что и в Робеспьере, Дантоне и Бонапарте»[1476]. Не зря авторитетнейшие политики и публицисты отмечали в характере российского самодержца черты донкихотства, т.е. рыцарски благородного и бескорыстного, но до комизма наивного стремления к неосуществимым идеалам. Наполеон прямо говорил о нём: «Русский Дон-Кихот!»[1477], причём явно в романтическом смысле, а через полвека А.И. Герцен употребил то же сравнение остро критически: «Павел I явил собой отвратительное и смехотворное зрелище коронованного Дон-Кихота»[1478].

До того как Наполеон возглавил французское правительство, Павел воспринимал Францию как очаг революционной заразы и не только не был отравлен её «зловонным ядом», а напротив, старался — вместе с другими феодальными монархами — эту заразу искоренить. Ради такой цели он проявил гораздо большую активность, чем Екатерина II, хотя и не сразу.

Заняв престол, Павел разослал европейским дворам ноту, в которой подчёркивал свою решимость бороться всемерно с «неистовой Французской республикой». Однако ему потребовалось время для задуманных реформ внутри страны и в собственной армии. А пока, готовясь к войне с «неистовой республикой», он заботливо собирал под своё крыло зубров её эмиграции. Осенью 1797 г. он принял на русскую службу и расквартировал в Подолии отряд принца Л.Ж. Конде де Бурбона, а его сына — герцога Бурбонского и внука — герцога Энгиенского приютил с почестями в Петербурге. Тогда же Павел демонстративно произвёл в генерал-фельдмаршалы Российской империи бежавшего от революции 79-летнего маршала королевской Франции герцога В.Ф. Брольо[1479]. В декабре всё того же 1797 г. Павел пригласил к себе и самого Людовика XVIII, который эмигрировал поначалу в Англию, но там его содержали прижимисто, а теперь он со своим двором из 80 человек был роскошно поселён в Митавском замке на ежегодную пенсию в 200 тыс. рублей[1480] за счёт русского народа и награждён высшим российским орденом — Св. Андрея Первозванного. Английский посол при Павле Чарльз Уитворт сообщал 3 января 1798 г. в Лондон, что предполагается даже брак великой княжны Александры Павловны с герцогом Энгиенским[1481].

Наконец, в феврале 1799 г., уступая настойчивым просьбам союзников по второй антифранцузской коалиции (в первую очередь Англии и Австрии) Павел отправил в Италию на помощь 86-тысячной австрийской армии русские войска под командованием генерал-фельдмаршала А.В. Суворова численностью в 33 тыс. человек. Суворовские «чудо-богатыри» одержали ряд блестящих побед над французскими войсками генералов Б. Шерера, Ж.В. Моро, Ж.Э. Макдональда, Б. Жубера и покрыли себя бессмертной славой, а самому фельдмаршалу Павел I присвоил высшее воинское звание генералиссимуса[1482]. Но своекорыстные интриги гофкригсрата, который не столько помогал, сколько мешал Суворову, оставив его в Швейцарии без обещанной помощи, буквально разъярили Павла. 11 октября 1799 г. он расторг союз с Австрией и отозвал Суворова в Россию. Таким образом, Россия фактически вышла из антифранцузской коалиции. Когда же Павел прочёл в перехваченной депеше Ч. Уитворта от 18 марта 1800 г. министру иностранных дел Англии