Суннитско-шиитские противоречия в контексте геополитики региона Ближнего Востока (1979–2016) - Александр Андреевич Кузнецов

и экономические достижения западной цивилизации. Реформы же и политические изменения в рамках того или иного общества должны проводиться в соответствии с присущими ему стандартами. Логическим выводом из такого подхода являлась доктрина «диалога цивилизаций».

В применении к внешнеполитической сфере она означала, что Иран должен стать равноправным актором и участником международной политики, преодолеть навязанный ему международным сообществом и странами Запада, прежде всего США, имидж «страны-изгоя», но при этом утвердить свой статус великой державы, ведущей независимую политику на мировой арене.

Соображения бывшего президента Ирана по этому поводу изложены в его книгах «Ислам, диалог и гражданское общество», «От мирового города к миру городов», «Религия и интеллект в сетях тирании», «Страх перед бурей», «В человеке сосредоточены душа Востока и разум Запада», а также в его многочисленных речах и выступлениях, в том числе выступлении в университете Флоренции (Италия, 08.03.1999), выступлении на ежегодном заседании ЮНЕСКО (Париж, 29.10.1999), выступлении на «саммите тысячелетия» ООН (09.09.2000).

Внешнеполитический курс ИРИ, построенный на основе концепции «диалога цивилизаций», был прерван после поражения реформаторских сил и прихода к власти фракции неоконсерваторов во главе с президентом М. Ахмадинеджадом в 2005–2006 гг. Представляется, что радикальным изменениям во внешней политике Ирана способствовали ряд внешних и внутренних факторов. Во-первых, на изменения во внешнеполитическом курсе ИРИ повлияла эскалация внешнеполитического давления на эту страну, прежде всего со стороны Соединенных Штатов Америки. Еще в 2002 г., когда у власти в Иране находился не «ястреб» Ахмадинеджад, а «голубь» Хатами, Иран был внесен администрацией Дж. Буша, стоявшей в то время у власти в США, в «ось зла»[77]. Дополнительные американские санкции, введенные против Ирана в 20062007 гг. в связи с ядерной программой, а затем и международные санкции, принятые в 2010 г., к которым под нажимом США присоединились Россия и КНР, не только свернули на нет диалог ИРИ с мировым сообществом, предложенный М. Хатами, но и усилили позиции «непримиримых» политиков в иранском руководстве. Такие факторы, как нежелание США идти на прямой диалог с иранским президентом М. Ахмадинеджадом и военная агрессия НАТО в Ираке и Ливии, побуждают иранское руководство проводить более наступательную политику с опорой на силовой потенциал.

Во-вторых, в этот период началось обострение внешнеполитической ситуации, связанной с так называемой иранской ядерной программой. Рассмотрение ядерной проблемы далеко выходит за рамки данного исследования и поэтому не будет здесь проводиться. Укажем лишь на несколько принципиальных, с нашей точки зрения, моментов, проясняющих, как нам кажется, истинные мотивы антииранских действий США и их союзников.

Во-первых, иранский ядерный проект начался не в эпоху правления исламских революционеров в Иране, а гораздо раньше, в шахский период. Первоначально большую помощь в строительстве ядерного реактора в Бушере Ирану оказала Федеративная Республика Германия. В те годы Иран был геополитическим союзником США на Ближнем Востоке, и перспектива появления у него ядерного оружия не вызывала опасений у американской и европейской элит. Таким образом, первопричиной американо-иранских противоречий стала не иранская ядерная программа. При определенных условиях американцы примирились бы с наличием ядерного оружия у ИРИ, как они примирились с его наличием у американских союзников – Пакистана и Израиля. Более того, американская дипломатия могла бы признать институты исламского правления (велаят-э-факих) в Иране. Единственным условием для этого является встраивание в американскую модель «Большого Ближнего Востока», что подразумевает отказ ИРИ от политического суверенитета. Американцы никогда не были привередливы в выборе союзников и партнеров на Ближнем Востоке. Они поддерживают и поддерживали партнерские отношения с такими разными режимами, как абсолютная монархия в Саудовской Аравии, демократические режимы в Ливане и Пакистане, авторитарный режим Мубарака с элементами однопартийной диктатуры в Египте и сменившее Мубарака правительство «Братьев-мусульман». В конечном счете Вашингтон примирился бы и с иранской исламской демократией, если бы иранская элита отказалась от проведения независимого внешнеполитического и экономического курcа и перешла бы под внешнее (западное) управление. Иранская политика, по крайней мере в течение последних 20 лет, как видно из вышеприведенного анализа, не носит агрессивный характер. Главным камнем преткновения в отношениях Ирана с Западом является то, что Иран позиционирует себя в качестве великой державы и пытается вести диалог с западными странами «на равных», отстаивая свою независимость во внутриполитических и внешнеполитических аспектах.

В-третьих, «стратегическое одиночество» Ирана, отсутствие у него союзников среди великих мировых держав, «враждебное окружение» Ирана странами со значительным американским военным присутствием или сателлитами США способствовали появлению у иранской элиты настроений великодержавного национализма. Был взят курс на превращение Ирана в супердержаву региона. Ярким проявлением таких настроений служит заявление командующего КСИР генерала Яхьи Рахима Сафави, сделанное им в 2006 г., в котором содержалось требование к США и странам Евросоюза признать Иран «великой региональной державой»[78].

В-четвертых, на изменения внешнеполитического курса повлияла внутриполитическая борьба в иранской элите. Основу сторонников М. Ахмадинеджада составляют представители светской бюрократии, бизнеса и особенно выходцы из КСИР, оспаривающие власть у высшего духовенства. В политике М. Ахмадинеджада прослеживались тенденции к организации в Иране «исламского правления» без духовенства, к оттеснению старой элиты от рычагов управления. Такой курс предполагал позиционирование президента в качестве верного наследника политики аятоллы Хомейни, «большего революционера», чем лидеры исламской революции 1979 г. из числа старой гвардии.

Новый внешнеполитический курс, проводившийся командой М. Ахмадинеджада с 2005 г., включал в себя несколько компонентов. Во-первых, отказ от концепции «диалога цивилизаций». Во-вторых, стремление к гегемонии в регионах Ближнего и Среднего Востока. В-третьих, «взгляд на Восток». Эта концепция подразумевает опору на «третью силу» (под первой подразумевается Иран, под второй – страны Запада). В 2005–2009 гг. в качестве такой «третьей силы» иранское руководство рассматривало Россию. Начиная с конца 2009 г. – Китай[79]. В-четвертых, внешнеполитическая доктрина М. Ахмадинеджада делает акцент на концепции справедливости в международных отношениях. Последнее подразумевает равенство государств мира перед международным правом и их равный доступ к финансовым ресурсам.

На состоявшихся в июне 2013 г. в Иране президентских выборах победу одержал бывший секретарь Высшего Совета национальной безопасности Ирана (ВСНБ) Хасан Роухани. Учитывая то, что выборы были выиграны с минимальным перевесом (51 %), логично предположить, что в приходе Роухани на президентский пост было заинтересовано высшее духовенство страны, в частности верховный лидер Ирана Али Хаменеи. По существу, новый лидер получил от иранской элиты карт-бланш на разблокирование иранской ядерной проблемы и вывод страны из международной изоляции. С самого начала администрация президента Х. Роухани взяла курс на диалог с международным сообществом и прежде всего с США, которые в Тегеране рассматриваются в качестве основного брокера по урегулированию ядерной проблемы. Об этом, в частности, свидетельствует речь Хасана Роухани на сессии Генеральной Ассамблеи ООН в сентябре 2013 г.