Книга чая. С комментариями и иллюстрациями - Какудзо Окакура

Китай никогда не смог бы принять индийский идеализм, если бы лаоизм и даосизм, начиная с конца правления династии Чжоу, не подготовили бы психологическую основу для сосуществования этих двух полюсов азиатской мысли.

Янцзы не является притоком Хуанхэ, и всепоглощающего коллективизма земледельческих татар, поселившихся на берегах Желтой реки, никогда не было достаточно для того, чтобы увлечь дикие души их братьев, детей Голубой реки. Среди непроходимых лесов и туманных болот великой долины обитал народ, свирепый и свободолюбивый, не имеющий никакого чувства верности царям Чжоу северных провинций. В дни существования феодальных царств вожди горцев не допускались на собрания знати Чжоу, а их неотесанная внешность и грубый язык, которые северяне сравнивали с карканьем воронов, служили предметом насмешек еще в период династии Хань. Но этот южный народ, впитав постепенно культуру Чжоу, нашел свое собственное художественное выражение любовных чувств и идеалов в формах, значительно отличающихся от искусства их северных соотечественников.

Каркание воронов – в самых разных языках горских народов Европы и Азии часто встречаются гортанные согласные, цокающие согласные, привычка к крику и растягиванию гласных – жителями долин такие речевые привычки могут восприниматься как хищный или птичий говор.

Их поэзия, образцом которой считается творчество Цюй Юаня, которого вспоминают со скорбью, наполнена глубочайшим обожанием Природы, поклонением великим рекам, восторгом перед облаками и озерными туманами, любовью к свободе и утверждением собственной личности. Последнее потрясающе ярко передано в Дао Дэ Цзин, или Книге Благодати, созданной Лао-цзы – великим соперником Конфуция. В этом сочинении, состоящем из пяти тысяч иероглифов, мы узнаем о величии ухода в себя и освобождения своего «я» от пут условностей.

Цюй Юань, Цюй Пин (340–278 гг. до н. э.) – первый китайский поэт, чье существование засвидетельствовано письменными источниками; день ритуального самоубийства поэта (Дуань-у по китайскому календарю) отмечается как Праздник драконьих лодок.

Лао-цзы и Соши (Чжуан Чжоу)

Лао-цзы родился в тогдашней южной провинции Чу и являлся хранителем архивов династии Чжоу; несмотря на различие их учений, Конфуций почитал его как учителя и называл его «драконом», говоря: «Я знаю, что рыбы умеют плавать, я знаю, что птицы умеют летать, но силу дракона я не могу оценить». Преемник Лао-цзы, Соши (Чжуан Чжоу), тоже южанин, пошел по его стопам и расширил учение размышлениями об относительности вещей и изменчивости форм.

Книга Соши, богатая великолепными образами, резко контрастирует с конфуцианскими работами, состоящими из сухих и прозаических изречений. Соши повествует о волшебной птице, чьи крылья длиною в девяносто тысяч миль, чей полет затемняет небо, которому требуется полгода, чтобы осветиться вновь. Тем временем дрозды и воробьи весело щебечут: «Разве мы не взлетаем мгновенно с травы на верхушки деревьев? Какая польза от столь долгого полета?» Или вот, например: «Ветер, флейта Природы, проносясь над деревьями и водами, напевает много мелодий. Точно так же Дао, великий Дух, выражает Себя через различные сознания и возрасты, всегда оставаясь при этом Собой». Или еще: «Секрет искусства жизни заключается не в противостоянии или в критике, а в умении проникнуть в щели, существующие повсюду». Последнее изречение он иллюстрирует примером искусного мясника, которому никогда не нужно было точить нож, потому что он резал между костями, вместо того чтобы пытаться перерубить их. Так он высмеивает конфуцианскую политику и условности, которые приводят лишь к промежуточным успехам и никогда не способны охватить все обширные направления безличного Духа.

Даосизм противопоставляет строгим регламентам конфуцианства харизматическое вдохновение, импровизацию, использование возможностей, которые дает сама природа. Можно сопоставить это с термином христианского богословия и церковного права «икономия» – то есть использование существующих «экономических» возможностей, даже если при этом приходится нарушать правила. Например, лгать нельзя, но выдавать беженца преследователям тоже нельзя, поэтому здесь допустима ложь «по икономии». Подробнее об этом термине см.: Марков А. В., Штайн О. А. Визуальная теология икономии // Визуальная телогия. Т. 6. № 1.

Говорят, что когда Соши попросили занять государственную должность, он отказался, указав на быка, украшенного для жертвоприношения, и сказал: «Неужели ты думаешь, что животное, пусть даже усыпанное драгоценностями, будет счастливо, когда его атакует топор?» Этот дух индивидуализма потрясал конфуцианский социализм до самых основ, и потому жизнь Мэн-цзы, второго великого конфуцианца после Учителя, была посвящена борьбе с теориями даосизма. Следует отметить, что эта восточная борьба двух сил – коллективизма и индивидуализма – шла на почве соперничества не в экономике, а в интеллектуальной и творческой области. Никто не жаждал защищать великие моральные достижения, которых добился Конфуций для общественного блага, более чем Лао-цзы – его соперник в философии.

Мэн-цзы (приблизительно 371–289 гг. до н. э.) – систематизатор учения Конфуция.

Интеллектуальные триумфы

В области искусства государственного управления южное сознание также породило великих мыслителей, учения которых оказались совершенно противоположными конфуцианским идеалам. Например, Хань Фэй за шестнадцать столетий до итальянцев написал своего «Государя», в котором тщательно разработал и описал систему, впоследствии закрепившуюся за именем Макиавелли. В это время было создано множество военных теорий; тактической науке посвящали себя гении, равные Наполеону. В период феодальной раздробленности в конце правления династии Чжоу свободные дискуссии не пресекались. В политике, в общественных науках и в праве приветствовались оригинальные мысли и исследования, к тому же свободолюбие и сложность натуры народа Южного Китая позволили ему подняться до невероятных вершин.

Хань Фэй (прибл. 280–233 гг. до н. э.) – сторонник деспотической формы правления, подвергал критике догматы конфуцианства за стремление к упорядочиванию всей жизни, считал, что только постоянное дарование новых законов и тираническое их утверждение позволит стране справиться со всеми вызовами. Его научная школа называется «Школа закона» (Фа Цзя). Хань Фэй учил, что даже законам недостойного правителя нужно беспрекословно подчиняться, вопреки Конфуцию, допускавшему свержение недостойного правителя. Ведь недостойный правитель, даже если делает ошибки, все равно развивает сельское хозяйство, будучи заинтересован в ведении войн, а развив хозяйство, потом может выигрывать войны и тем самым расширять государство.

Все это время набеги и вторжения племени Цинь постепенно «съедали» земли Китая, и после смены династий казалось, что империализм Цинь и конфуцианство Хань станут гибельными для лаосской школы. Но поток философской энергии нашел тайный канал, из которого он вышел на свет к концу периода Хань, выразившись в свободе и причудах Движения собеседников.