Сталинградская эпопея. Свидетельства генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса. 1939—1943 - Коллектив авторов

Это заставляет поставить вопрос о том, как Паулюс вообще относился к гитлеровскому стилю руководства и к тому, как была устроена новая система командования, эффективность или неэффективность которой он наблюдал пока на Востоке, в ставке «Фриц», будучи одним из самых высокопоставленных офицеров Генерального штаба сухопутных войск.

Паулюса нельзя считать ни нацистом, ни антифашистом. Для него, как для офицера, Гитлер был главой государства и Верховным главнокомандующим вермахта – не больше и не меньше. Паулюс видел, что этот человек, хотя и не был профессиональным военным, в 1939–1940 годах оценил военную мощь западных держав более верно, чем старый Генеральный штаб. На Паулюса, как и на Рейхенау, большое впечатление произвела речь, произнесенная фюрером 23 ноября 1939 года. В архиве Паулюса сохранились пометки, сделанные во время выступления фельдмаршалом Рейхенау, который записывал ключевые высказывания Гитлера: «Вторая империя упустила свой исторический шанс завоевать жизненное пространство. Сегодня мы получили еще один, единственный шанс». Рейхенау, как и Гитлер, был убежден в обоснованности морального права на вторжение в такие нейтральные страны, как Бельгия и Нидерланды. В самом начале своего конспекта он записывает: «При этом вермахт еще не обучен должным образом и не проникся его (то есть Гитлера) образом мыслей…» В конце написано: «Победа обеспечена. Да, она обеспечена личными убеждениями». В то время Паулюс наверняка разделял это «да» своего главнокомандующего.

В ближайшем будущем эта уверенность только укрепилась; Гитлер был хотя и любитель, но «знаток». Он очень осмотрительно повел себя у Дюнкерка в мае 1940 года, а затем при обсуждении операции «Морской лев» – в связи с проблемами высадки на Британских островах.

Решающую роль в отношении Паулюса к происходившему сыграло его положение во время кризиса руководства в августе 1941 года, когда на Восточном фронте шла речь о том, что делать в первую очередь – идти на Москву или сначала разрешить ситуацию на флангах. 4 августа 1941 года генерал-полковник Гальдер записал в своем дневнике:

«Обсуждение с участием Хойзингера (начальник оперативного отдела) и Паулюса, вечером то же с командующим сухопутными силами (то есть с Браухичем): мы сосредоточиваем свое внимание при решении оперативных вопросов на мелких деталях, что является делом командования групп армий, вместо того чтобы ставить группам армий четкие задачи и давать им исходные указания для самостоятельных действий. Чтобы добиться этого, необходимо полностью уяснить себе, какую главную цель преследует политическое руководство. Зная это, можно решить и вопрос с тем, что важнее – быстрее овладеть Украиной и Кавказом, исходя из экономических соображений, или полностью уничтожить войска противника. Достижение последней (второй) цели потребует полной свободы в использовании наших сил и средств. Это понятно само собой. В этом году наши войска будут у Москвы, а захват территории (на юге) произойдет сам собой в ходе развития обстановки. Не следует ожидать, что к началу зимы мы будем на Кавказе. Достижение же первой цели потребует использования крупных сил для захвата нефтяных районов, вплоть до Баку». В этом месте надо заметить, что Паулюс и Гальдер придерживались одного мнения: главной целью Восточной кампании должен быть захват Москвы! При этом оба прекрасно сознавали, что будут обязаны поступить так, как решит Гитлер!

6 августа 1941 года, согласно соответствующей дневниковой записи Гальдера, в штабе группы армий «Юг» в присутствии фюрера состоялось совещание (на котором Гальдера представлял Паулюс), с участием командующего группой армий «Юг» генерал-фельдмаршала фон Рундштедта[55]. Фон Рундштедт затронул ряд вопросов, связанных со стратегическими целями войны, в частности был поднят вопрос о значении Москвы. Далее Гальдер лаконично, как всегда, записал по этому поводу: «Фюрер опять недвусмысленно отклонил эти предложения. Он опять продолжал свою песню: «Вначале должен быть захвачен Ленинград, для чего используются войска группы Гота. Во вторую очередь производится захват восточной части Украины. С этой целью войска группы Гудериана привлекаются для ликвидации сопротивления противника у Гомеля и Коростеня. И только в последнюю очередь будет предпринято наступление с целью захвата Москвы».

Если 3-я танковая группа генерала Гота[56] и 2-я танковая группа генерала Гудериана будут направлены соответственно на север и на юг, то центр останется без ударных танковых сил, что ослабит мощь его наступления на Москву. Гальдеру (а вместе с ним, естественно, и Паулюсу!) было уже ясно, что они недооценили «русского колосса».

После того, однако, когда по приказу Гитлера было решено, что первой целью нового главного удара станет Украина, и соединения 2-й танковой группы Гудериана были направлены на юг для осуществления задуманного окружения противника в районе Киева, Паулюс, посетив в конце августа штаб танковой группы Гудериана, решил, что группировка недостаточно сильна, и обосновал это с присущей ему железной логикой. В направленной Гальдеру телеграмме Паулюс предложил оставить Гудериану последний корпус его танковой группы и передать ему в подчинение 2-ю армию. Гальдер, не сдерживая своего раздражения в отношении Гудериана, записывает в дневнике: «К несчастью, Паулюс дал себя очаровать. Я и не подумаю уступать»[57].

Даже если Паулюс и не соглашался с некоторыми военными решениями Гитлера (чему есть ряд свидетельств начиная с генерала Кирхгейма), то он никогда не оспаривал «всезнайства» фюрера. А поскольку Паулюс был убежден, что фюреру приходится подчас принимать трудные решения и отдавать жесткие приказы, то он признавал за ним право в особых ситуациях требовать жесткости, стойкости и жертв. Паулюс долго уверял себя, и это чувство было характерно для него в первые два месяца сражения в Сталинградском котле, в том, что последнее решение было за Гитлером, пока бесперебойная связь позволяла Верховному командованию верно и трезво оценивать положение окруженной армии. Политические рассуждения – типа «быть за или против Гитлера» – были чужды Паулюсу. Все его воспитание, воспитание офицера традиционной школы отвращало его от политики; не будем даже упоминать о том, что в роли командующего армией, оказавшись в критической ситуации на Восточном фронте, он мог позволить себе оппозицию к Гитлеру и даже мятеж. Для Паулюса речь всегда шла о том, чтобы в данной ситуации принять верное с военной точки зрения решение[58].

В этом Паулюс, разумеется, был типичным представителем вышколенного, высокопрофессионального офицерства Генерального штаба, представителем предпоследнего поколения сотрудников созданного Мольтке учреждения, если последним поколением считать таких «младотурок» штабной касты, как графы Клаус Шенк фон Штауфенберг и Хеннинг фон Тресков, у которых хватило мужества заняться политикой. В этом их можно считать наследниками Гнейзенау!

Прохладным, и это еще мягко сказано – в этом сказалось влияние