Сталинградская эпопея. Свидетельства генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса. 1939—1943 - Коллектив авторов

Отличным был также и душевный склад этого человека. Если раньше вопросы решались со светским великодушием, поверхностно, но подчас очень верно, то теперь каждая проблема взвешивалась вышколенным умом, холодно и трезво. Если раньше живой ум Рейхенау на лету схватывал все самое существенное, то теперь каждый пункт обсасывался фон Боком со всех сторон, зерна тщательно отделялись от плевел, решение выводилось логически до ясного понимания, до трудно рождавшегося решения. Вместо категорического приказа теперь действовало убедительное доказательство…»

Первый начальник штаба Паулюса, ставший затем, в трагически безысходной ситуации, командиром XXXVIII танкового корпуса – один из многих генералов, на собственном опыте узнавших, как фюрер и Верховный главнокомандующий сначала ставил перед ними невыполнимые задачи, а потом требовал к ответу, обвиняя в саботаже, – упоминает еще одну особенность Паулюса. Случалось, что вечером он принимал какое-то решение, а утром его отменял – видимо, он обдумывал положение всю ночь и решал, что надо поступить по-другому[76].

Но – и это было уже потом, во второй фазе Сталинградской битвы, после окружения – если этот медлительный, подчас невыносимо педантичный мыслитель принимал верное, на его взгляд, решение, то держался его до конца, проявляя при этом настоящую «твердолобость», которую обычно объясняли его вестфальским происхождением[77].

Потребность всесторонне и самым основательным образом обдумывать любую ситуацию порождала стремление постоянно иметь достоверную информацию о положении в войсках. Правда, при этом Паулюс не проявлял лихости а-ля Рейхенау. Тем не менее Паулюс регулярно выезжал на передовую. Для того чтобы принимать верные решения, ему был необходим постоянный контакт с подчиненными командирами дивизий и даже полков. Будучи первым обер-квартирмейстером, Паулюс всегда старался не терять связи с войсками, используя для этого обмен письмами и телеграммами, личные встречи с фронтовыми офицерами и инспекционные поездки в передовые части. Так и теперь, став командующим армией, Паулюс использовал любую возможность для контактов и бесед с фронтовыми офицерами всех званий. Разумеется, он делал это незаметно. Паулюс терпеть не мог позерства и всегда избегал шумихи и саморекламы[78].

Картину дополняет забота о личном составе штаба – начиная с начальника и заканчивая рассыльными, радистами, водителями и вестовыми. Не в меньшей степени отличала Паулюса и щепетильность в подписании решений военных трибуналов как в отношении солдат, так и в отношении офицеров. Типичен, например, такой случай: в одном пехотном полку к смерти был приговорен ефрейтор за то, что он якобы симулировал ранение в ногу, чтобы уклониться от службы. Это была «трусость перед врагом»! Военный врач признал ефрейтора здоровым, и командир настаивал на расстреле. Паулюс, который должен был утвердить приговор, распорядился сделать солдату рентген. В результате был обнаружен застарелый перелом. Ефрейтор отправился с переломом на фронт, боясь позора и наказания. Обвиняемый был освобожден и отправлен в госпиталь.

Паулюса глубоко задел случай генералов Штумме и барона фон Бойнебург-Ленгсфельда, когда наказанию подлежали ошибочные действия Ia (штабного офицера оперативного управления Генерального штаба от дивизии и выше) фон Бойнебурга[79]. Паулюс тогда хотел, чтобы военно-полевой суд рассмотрел и его дело, ибо разглашение военной тайны, в котором Гитлер обвинил обоих подчиненных Паулюсу генералов, прямо касалось и самого Паулюса, как их непосредственного начальника. Дополняет картину и уже упоминавшийся факт, когда Паулюс своей властью отменил отвратительный по его понятиям «приказ Рейхенау» от 10 октября 1941 года, несмотря на то что весьма циничные и фанатичные формулировки этого приказа Рейхенау снискали тогда ему всеобщее одобрение в высших кругах рейха. Сюда же можно отнести и то, что Паулюс запретил исполнение «приказа о комиссарах», подтверждение чему мы находим в дневнике генерала Йодля (запись от 6 мая 1942 года), где сказано, что приказ этот был неофициально отменен.

Разумеется, уже при Рейхенау, который, несмотря на свою жестокость, был практичным и благоразумным человеком, происходила переоценка ценностей в том, что касалось обращения с русским, точнее, с украинским населением в тылах армии. В архиве Рейхенау мы находим проект докладной записки Гитлеру с предложением более мягкого обращения с украинским населением с тем, чтобы сделать его представителей соратниками по борьбе с большевизмом. Так как содержание этой записки полностью соответствовало мнению преемника Рейхенау, фельдмаршала фон Бока, ее направили в ОКХ (главное командование сухопутных сил)[80]. То, что Паулюс смог снискать хорошее отношение местного населения, подтверждается сохранившимся в его архиве поздравлением видных украинцев (коллаборационистов, которые закончили так же, как и другие – на виселице. – Ред.) по случаю победы под Харьковом, направленным Паулюсу в конце мая 1942 года[81].

Оборонительные бои среди снега и льда

Положение, в котором генерал танковых войск Паулюс 20 января 1942 года принял 6-ю армию, было не блестящим. Советское наступление под Изюмом с форсированием Северского Донца создало со стороны противника глубокий выступ фронта группы армий «Юг» на южном фланге 6-й армии. Из района Лозовой противник наступал на Полтаву. Именно в этой ситуации Паулюс принял командование армией. Он перенес командный пункт армии в Харьков, ближе к передовой, командование группой армий «Юг» осталось в Полтаве. Самым уязвимым местом был стык между 6-й и 17-й армиями[82]. Именно в этом месте противник, несомненно, ставил цель прорыва и, в дальнейшем, форсирования Днепра у Днепропетровска. Все это происходило при морозах, доходивших до —30–40° (уже говорилось, что средняя температура января 1942 года в этом районе была —15 °C. Возможно, ночью и под утро доходила до —30°. – Ред.), при обледеневших дорогах, при нарушениях железнодорожного сообщения, недостатке корма для лошадей и нехватке горючего для моторизованных соединений[83].

Прежде всего, Паулюс должен был позаботиться о создании резервов на своем правом фланге. Но пополнение поступало по каплям, а его распределение зависело от главного командования сухопутных сил, а также от решений Гитлера, которые он принимал на совещаниях, проводившихся дважды в день. В конце января 1942 года из-за очень глубокого снега и сильнейших морозов, затруднявших передвижение войск, положение стало еще более тяжелым.

4 февраля 1942 года фельдмаршал фон Бок записал в своем дневнике[84]: «Английское радио передает, что Тимошенко хочет отбить Харьков и Днепропетровск, чтобы лишить немцев выгодных исходных позиций для запланированного на весну наступления на Кавказ». (Маршал Семен Тимошенко был в то время командующим советским Южным фронтом (главнокомандующим Юго-Западным направлением, куда входили наступавшие под Харьковом Южный и Юго-Западный фронт. – Ред.). и, несмотря на то что он выдвинулся во