Сталинградская эпопея. Свидетельства генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса. 1939—1943 - Коллектив авторов

Елены Констанции Паулюс, которая испытывала высокомерное презрение к таким натурам, как генерал-фельдмаршал Кейтель, и всегда говорила мужу, что он слишком хорош для них, то есть слишком добрый и слишком приличный, – оставалось отношение Паулюса к главному командованию вермахта и к такому достойному солдату и в целом прямодушному человеку, как генерал Йодль, начальник штаба оперативного руководства Верховного главнокомандования вермахта (ОКВ). Эта неприязнь была обусловлена не только соперничеством между Генеральным штабом сухопутных сил и ОКВ, но и личной щепетильностью Паулюса.

Паулюсу была свойственна известная беззащитность перед дурным поведением других людей. Когда во время одного из докладов Паулюса – как всегда, весьма основательного и содержательного – Йодль, сам отличавшийся склонностью к многословию, бесцеремонно зевал, слушая доклад, Паулюс был сильно расстроен, но не рискнул лично указать генералу на недопустимость такого поведения, а потом горько жаловался на Йодля представителю Генштаба сухопутных сил в ОКВ полковнику фон Лоссбергу. Это настроение продолжало усиливаться, по мере того как Гитлер через ОКВ все сильнее вмешивался в командование, чем больше показного оптимизма и презрения к противнику выказывали офицеры Верховного главнокомандования вермахта, в то время как Генеральный штаб сухопутных войск все больше погружался в скепсис[59].

Часто встречается мнение о том, что Паулюс, находясь на посту первого обер-квартирмейстера, должен был больше других созреть для независимых суждений, потому что видел всю «бредовость» гитлеровского руководства. На самом деле это далеко не так. Никто не знал обстановку на Восточном фронте лучше, чем Паулюс, занимавшийся детальным и тщательным военным планированием в рамках общего театра военных действий, он точно намечал ширину фронтов наступлений и глубину прорыва обороны противника, четко знал состав армий и армейских групп. Современное состояние средств коммуникации – телеграф, радио, телефон, перелеты на дальние расстояния, командировки инспекторов и курьеров, как казалось (это хорошо сказано – казалось!..), могли обеспечить четкое, хотя и косвенное (из штаба), руководство миллионными армиями, такое же, какое некогда очень ценил во время Тридцатилетней войны (1618–1648) граф фон Тилли, который тесными колоннами выстраивал свою валлонскую пехоту и руководил ее действиями с вершины холма. (Иоганн Церклас, граф фон Тилли (1559–1632), фельдмаршал католической лиги. Одержал много важных побед: при Белой горе у Праги (решив судьбу Чехии на столетия вперед) (1620), при Вимпфене (1622), Гехсте (1622), Штадтлоне (1623), Луттере (над датским королем Кристианом IV) (1626), Альбурге (1631). В 1631 году штурмом взял Магдебург, превратив его в пепел и развалины. Был разбит шведским королем Густавом II Адольфом при Брейтенфель-де (1631). Смертельно ранен при Лехе (1632), умер со словами «Регенсбург! Регенсбург!» – то есть до конца оставаясь верным империи (с 1245 по 1806 год Регенсбург был имперским городом). – Ред.)

Когда-то Мольтке жалел полководца, которому приходилось, помимо всего прочего, заботиться о связи[60]. Теперь не было больше никаких полководцев, только высшие командиры, объединенные в функциональный механизм, чудовищную машину. Триумфом школы Мольтке, духовно подготовленным еще Гнейзенау, стало «поручительное командование», в ходе исполнения которого, несмотря на неслыханное единство выучки, каждому отдельному командиру предоставлялась свобода в принятии конкретного решения в рамках общего плана – то есть поставленную перед ним задачу каждый командир решал самостоятельно. В этом отношении прусский Генеральный штаб, в том виде, в каком его создали Шарнхорст и Гнейзенау, был порождением либеральной буржуазной эпохи, начертавшей на своих знаменах лозунги свободы индивида и идеал всеобщего образования.

Вождь масс в массовую эпоху оперировал совсем иными масштабами. Если уже Людендорф в Первую мировую войну для отдачи прямых распоряжений широко использовал проводную телефонную связь, то Гитлер, как предводитель массового движения, был бы немыслим без изобретения радио и других средств коммуникации, которые в стране с шестидесятимиллионным населением в мгновение ока делали голос демонического народного трибуна доступным для миллионов и миллионов фанатических приверженцев, сомневающихся и противников. Тот же Гитлер инстинктивно стремился использовать эти средства для ведения войны против той «еврейско-азиатской державы», в которой он видел своего главного врага и уничтожение которой должно было превратить Россию в «немецкую Индию»[61]. Постепенно, под влиянием безудержной лести со стороны таких людей, как рейхсмаршал Геринг или фельдмаршал Кейтель, Гитлер окончательно вообразил себя военным гением и перестал доверять поучающим или холодно-замкнутым генералам Генерального штаба, таким как Гальдер или даже Паулюс, он не доверял старым аристократам из среды армейских генералов и, не зная меры, использовал – ибо ему была напрочь чужда духовная самодисциплина – технические возможности связи для того, чтобы лично и непосредственно вмешиваться в руководство войсками. Паулюс в своих записках констатирует полную несовместимость этого подхода с традиционной тактикой поручительного командования[62].

Прямое вмешательство Гитлера в руководство боевыми действиями усилилось, когда он в августе 1941 года в результате конфликта между (ОКХ) Верховным главнокомандованием сухопутных сил и (ОКВ) главным командованием вермахта относительно целей второй фазы Восточной кампании одержал полную победу над генералами. Было принято решение не продолжать начатое в хорошем темпе наступление на Москву, а сосредоточить усилия на южном фланге, на Украине[63].

Влияние Гитлера продолжало усиливаться, когда закончилась крахом слишком поздно начатая и слишком рано объявленная победоносной операция «Тайфун». Командующие группами армий и отдельными армиями оказались в сильной зависимости от Гитлера, который запретил самостоятельные местные или стратегические отступления. Фюрер, находившийся в «Вольфсшанце» («Волчьем логове»), сохранил за собой полномочия распоряжаться резервами, решать вопросы о дислокации соединений и частей вплоть до полка, а также решать вопросы об использовании и вводе в бой прибывающих из других регионов Европы пополнений. Вскоре обстоятельства сложились так, что даже вопросы об использовании пехотных батальонов и батальонов тяжелых танков решались в ставке фюрера. Проводная и беспроводная связь стала небывалым соблазном для этой бесшабашной головы.

Ко всему этому добавился еще один неприятный момент: в дивизиях, корпусах, армиях и группах армий возникло иногда верное, а иногда неверное, но вполне естественное впечатление: «сверху» отдают холодные и бессердечные приказы. Во-вторых, есть большая разница, отдает ли главнокомандующий жесткие приказы, требующие самопожертвования от целых соединений, приказы, требующие даже жестокости, анонимно по проводам, или эти приказы, как в старину, передаются по эстафете от человека к человеку лично подчиненным командирам или их адъютантам, когда люди смотрят друг другу в глаза среди рвущихся снарядов, сидя на разгоряченных лошадях перед командным пунктом на господствующей высоте – в соответствии со старыми добрыми военными традициями.

Стоит подумать и о третьем моменте. При тесных взаимоотношениях командного состава в рейхсвере честолюбию каждого отдельного военнослужащего были поставлены естественные границы. Сослуживцы внимательно следили за тем, чтобы никто не шагал слишком широко. Солдатам тоже свойственно