В красном стане. Зеленая Кубань. 1919 (сборник) - Илья Григорьевич Савченко

Речь была принята восторженно. Долго и шумно аплодировали. Левандовский сумел подкупить толпу офицеров своей иезуитской искренностью, ласковостью, рассчитанным вниманием. Этой речью Левандовский одержал победу бол́ ьшую, чем победы на поле сражения: там он брал только пленных, здесь он завоевывал друзей.

Но слышны были и сдержанные реплики:

– Позорные аплодисменты… Стыдно перед большевиками…

– Рукоплескания трусов… Боже, какие мы жалкие!..

Но это были одиночки. Немало было, конечно, и таких, которые молча думали какую-то свою проклятую думу. Вероятно, вспоминали корниловский поход, Харьков, Орел… Нелегко осиливалась ими мысль о службе красным…

И все же шумно кричащих «браво» и аплодировавших было большинство. Это большинство завтра, при другой ситуации, так же дружно аплодировало бы Деникину, Романовскому, Май-Маевскому, Шкуро.

Перемена фронта не страшила многих из этих героев белого дела. Они были там случайными людьми, такими же случайными людьми они будут и на новом фронте вой ны. Как, идя с нами, они шли не за какие-нибудь идеалы, а просто совершали интересную военную прогулку, богатую всем тем, что нужно этим людям, так и в Красной армии они найдут пищу для интересно го красного похода. Им нужны были не идеалы. Вот поче му так слишком часто белое знамя ими топталось в грязь. Это были беспринципные авантюристы, пушечное мя со, «российская сволочь», по выражению большевиков. Это была пена на гребнях волн русского разбушевавшего ся моря.

Комиссар армии, человек очень прилично одетый, в белоснежном воротничке и таких же манжетах, выглядывавших из-под военного френча с университетским значком, сказал речь о роли российской Красной армии в истории всего мира.

Он говорил о том, что белой армии уже нет, что она безвозвратно погибла, что остатки ее, прорвавшиеся в Крым, деморализованы и медленно, но верно распыляются. Крым будет ликвидирован скорее, чем это можно предполагать. Польский фронт доживает свои последние дни. Вот-вот русская Красная армия, покончив Гражданскую войну у себя, перейдет границы соседних государств и объявит крестовый поход на буржуазию всех стран.

– В счастливый период вы пожаловали к нам. Дайте себе аннибалову клятву победить или умереть под красным стягом, символом победы истины над ложью, и тогда вы с нами. Нога в ногу мы пойдем к красным зорям. На старом поставьте крест, как ставим его мы. Мы не будем напоминать вам о вашей белой службе. В огне революции вы сожжете свои белые доспехи, а красные доспехи вы скоро приобретете на полях революционной чести!

Затем комиссар армии коснулся вопроса о том, что все видное офицерство находится не в белой, а в Красной армии.

– Кто такие Деникин, Врангель, Шкуро и прочие герои белогвардейщины? Кто о них знал прежде? Чем они известны и кому? Это армейские выскочки, ютившиеся на задворках армии. Все большое офицерство, весь талантливый Генеральный штаб у нас. У нас Брусилов, Андогский, Гутор, Зайончковский, Каменев; у нас Парский, Лечицкий. У нас все видные генералы. У нас лучшая часть старой армии. Я скажу даже больше: нам служит немало белых офицеров Генерального штаба. Да, да! Я это утверждаю. Этим эта публика готовит себе прощение за грехи и темные деяния, творимые белыми рыцарями на кусочке, занятом Вооруженными силами Юга России.

И ему аплодировали.

Зазывали интеллигенцию, зазывали офицерство.

Городское мещанство обрабатывали в разных политических клубах, которых развелось как грибов после дождя.

Помню, пошел я в клуб имени Ленина на лекцию какого-то товарища «Есть ли Бог?». Хотелось послушать эту «богословскую» лекцию. Выступал рабочий. Он был во всеоружии знаний, ибо на столе лежало три-четыре книги, на которые он ссылался в своей лекции. Я прослушал только первую часть.

– Товарищи! Бог сказал, что мир им сотворен в семь дней, – начал оратор. – В семь дней сотворить такую махину – это даже Богу, если он еще есть, вряд ли под силу. Но посмотрим с научной точки зрения, верно ли то, что говорится в Библии. Посмотрим, что говорят по этому поводу естествоведение и физика.

«Бог сказал», «научная точка зрения» товарища – все это было до уродливости жалко. Он с легкостью, достойной лучшего применения, доказывал, что Бог есть выдумка безграмотных попов, дурачащих в церквах своих прихожан.

Хлопали оратору, но хлопали жидко. Видимо, он никого не убедил своей «научной точкой зрения».

Убогость мысли на всех этих бесконечных лекциях и митингах была явная. Москва, богатая, несомненно, недюжинными творческими силами, не в состоянии была обслужить необъятную Россию агитаторами, достаточно развитыми для того, чтобы поддержать престиж и достоинство «нового слова». Провинция варилась в собственном соку. Провинция должна была воспитываться на «научной точке зрения» доморощенных ораторов. Пять-шесть столичных агитаторов разрывались на части: по несколько раз в день выступали во всех цирках и театрах с лекциями, устраивали собрания для организации Пролетарского университета, библиотечных курсов, профессионально-просветительных союзов и пр. Энергия у этих людей была исключительная, но сказывалось утомление и у них. Огонек агитаторов постепенно гас, а вместе с ним бледнел порыв, огонь и пафос неистового революционерства.

Все эти лекции, митинги, собрания вначале очень охотно посещались городом, но чем дальше, тем меньше становилось охотников до умственных развлечений подобного рода. Митинги и лекции, несмотря на это, с каждым днем становились настойчивее и определеннее. Ораторы ничтоже сумняшеся громили всех инакомыслящих, и всякий, кто не коммунист, окрещивался именем «шкурника», «паразита», «контрреволюционера», «буржуазной сволочи», а так как слушатели были как раз из среды этой самой «буржуазной сволочи» и «шкурников», то естественно, что они предпочитали бывать где угодно, но только не на выступлениях представителей Коммунистической партии.

Охладела публика к митинговым речам еще и потому, что скоро речи стали воплощаться в жизнь. Большой процент митинговых хлопателей в ладоши давали трамвайные служащие и рабочие. Отчего и не похлопать «мировой революции», «войне дворцам, миру хижинам» и прочим заманчивым словам? Но когда трамвайным служащим жалование сократили на семьдесят процентов, а рабочим – на сорок, введя вместо этого получение продуктов из советских кооперативов по твердым ценам, то все эти слушатели красивых слов и хлопатели всевозможным краснобаям сразу охладели и перешли в оппозицию. Трамвайные служащие даже объявили забастовку, но Кубанский революционный комитет быстро ее задушил.

Оппозиционность рабочих кругов выражалась главным образом в том, что они в свои рабочие комитеты избирали кого хотите, но только не коммунистов. Последние систематически проваливались. Верх на всех выборах брали меньшевики и кое-где эсеры. Коммунисты пытались опротестовывать выборы, грозили роспуском комитетов, но рабочие стойко отстаивали свои выборные комитеты.

В Екатеринодар пожаловала английская